Собачье сердце клим чугункин

Ведь после смерти, только документы от покойного и сохранились. Именно так и предположили профессор и Иван Арнольдович, однако начав свой эксперимент, они быстро убедились в том, что серьезно ошибались… Клим Чугункин при жизни был редким негодяем. Он нигде не работал, часто выпивал, имел тягу к курению, обману и грабежам. Официальным видом его заработка была игра на музыкальном инструменте, а именно балалайке, в местных кабаках. При этом мужчина исполнял частушки, содержащие ненормативную лексику, шуточные песни с ярко выраженной агрессией и классовой ненависти.

Полиграф Полиграфович Шариков

Как известно из повести М. Булгакова "Собачье сердце" - донор гипофиза в опыте профессора Преображенского, погибший от удара ножом возле пивной "Стоп-сигнал" трижды судимый, зарабатывал игрой на балалайке по кабакам. По ходу повествования оказывается, что именно гипофиз Клима передал милейшему псу Шарику дурную наследственность, которая превратила его в хулигана, дебошира, хама и бытового разложенца. Получившийся из собаки и Клима Чугункина он же Чугунов - Булгаков в показаниях путается кадавр с конца 1980-х стал символом пролетария и "восставшего хама" - всё благодаря гениальной игре актёра В. Толоконникова и прочтению повести режиссёром В.

Клим Чугункин - Собачье сердце

Главы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Эпилог еизвестно, на что решился Филипп Филиппович. Ничего особенного в течение следующей недели он не предпринимал и, может быть, вследствие его бездействия квартирная жизнь переполнилась событиями. Через шесть дней после истории с водой и котом из домкома к Шарикову явился молодой человек, оказавшийся женщиной, и вручил ему документы, которые Шариков немедленно заложил в карман пиджака и немедленно после этого назвал доктора Борменталя: - Борменталь!

Нужно заметить, что в эти шесть дней хирург ухитрился раз восемь поссориться со своим воспитанником. Если вам угодно, чтобы вас перестали именовать фамильярно "Шариков", и я, и доктор Борменталь будем называть вас "господин Шариков".

Не будет никого, кроме господ, в моей квартире, пока я в ней нахожусь! В противном случае или я, или вы уйдем отсюда и, вернее всего, вы. Сегодня я помещу в газетах объявление и, поверьте, я вам найду комнату.

Шариков отступил, вытащил из кармана три бумаги, зеленую, желтую и белую, и, тыча в них пальцами, заговорил: - Вот.

Член жилищного товарищества, и жилплощадь мне полагается определенно в квартире номер пять у ответственного съемщика Преображенского, в шестнадцать квадратных аршин, - Шариков подумал и добавил слово, которое Борменталь машинально отметил в мозгу как новое: - Благоволите.

Филипп Филиппович закусил губу и сквозь нее неосторожно вымолвил: - Клянусь, что я этого Швондера в конце концов застрелю. Шариков в высшей степени внимательно и остро принял эти слова, что было видно по его глазам.

Если уж такую подлость!.. Шестнадцать аршин - это прелестно, но ведь я вас не обязан кормить по этой лягушачьей бумаге? Тут Шариков испугался и приоткрыл рот. Шариков значительно притих и в этот день не причинил никакого вреда никому, за исключением самого себя: пользуясь невольной отлучкой Борменталя, он завладел его бритвой и распорол себе скулу так, что Филипп Филиппович и доктор Борменталь накладывали ему на порез швы, отчего Шариков долго выл, заливаясь слезами.

Следующую ночь в кабинете в зеленом полумраке профессора сидели двое - сам Филипп Филиппович и верный, привязанный к нему Борменталь. В доме уже спали. Филипп Филиппович был в своем лазоревом халате и красных туфлях, а Борменталь в рубашке и синих подтяжках. Между врачами на круглом столе, рядом с пухлым альбомом, стояла бутылка коньяку, блюдечко с лимоном и сигарный ящик. Ученые, накурив полную комнату, с жаром обсуждали последнее событие: этим вечером Шариков присвоил в кабинете Филиппа Филипповича два червонца, лежащие под прессом, пропал из квартиры, вернулся поздно и совершенно пьяный.

Этого мало. С ним явились две неизвестных личности, шумевших на парадной лестнице и изъявившие желание ночевать в гостях у Шарикова.

Удалились означенные личности лишь после того, как Федор, присутствовавший при этой сцене в осеннем пальто, накинутом сверху белья, позвонил по телефону в сорок пятое отделение милиции. Личности мгновенно отбыли, лишь только Федор повесил трубку. Неизвестно куда после ухода личностей задевалась малахитовая пепельница с подзеркальника в передней, бобровая шапка Филиппа Филипповича и его же трость, на каковой трости золотою вязью было написано: "Дорогому и уважаемому Филипп Филипповичу благодарные ординаторы в день...

Тот, шатаясь и прилипая к шубам, бормотал насчет того, что личности ему неизвестны, но что они не сукины сыны какие-нибудь, а хорошие. От двух червонцев Шариков категорически отперся и при этом выговорил что-то неявственное насчет того, что вот, мол, он не один в квартире.

Быть может, это доктор Борменталь свистнул червонцы? Шариков качнулся, открыв совершенно посоловевшие глаза и высказал предположение: - А может быть, 3инка взяла... Шея Филиппа Филипповича налилась красным цветом. Кто же может подумать? Фу, какой срам, - заговорил Борменталь растерянно. Но тут Зинин плач прекратился сам собой, и все умолкли. Шарикову стало нехорошо. Стукнувшись головой об стену, он издал звук - не то "и", не то "е" - вроде "эээ". Лицо его побледнело, и судорожно задвигалась челюсть.

И все забегали, ухаживая за заболевшим Шариковым. Когда его отводили спать, он, пошатываясь, в руках Борменталя, очень нежно и мелодически ругался скверными словами, выговаривая их с трудом.

Вся эта история произошла около часу, а теперь было три часа пополуночи, но двое в кабинете бодрствовали, взвинченные коньяком с лимоном. Накурили они до того, что дым двигался густыми, медленными плоскостями, даже не колыхаясь. Доктор Борменталь приподнялся, бледный, с очень решительными глазами, поднял рюмку со стрекозиной тальей. Поверьте, Филипп Филиппович, вы для меня гораздо больше, чем профессор-учитель...

Мое безмерное уважение к вам... Позвольте вас поцеловать, дорогой Филипп Филиппович... Борменталь его обнял и поцеловал в пушистые, сильно прокуренные усы. Спасибо вам, - говорил Филипп Филиппович, - голубчик, я иногда на вас ору на операциях. Уж простите стариковскую вспыльчивость. В сущности, ведь я так одинок... Я не смею вам, конечно, давать советы, но, Филипп Филиппович, посмотрите на себя, вы совершенно замучились, ведь нельзя же больше работать!

Но ведь я же не мальчик, и сам соображаю, насколько это может получиться ужасная штука. Но по моему глубокому убеждению, другого выхода нет. Филипп Филиппович встал, замахал на него руками и воскликнул: - И не соблазняйте, даже и не говорите, - профессор заходил по комнате, закачав дымные волны, - и слушать не буду. Понимаете, что получится, если нас накроют.

Нам ведь с вами на "принимая во внимание происхождение" отъехать не придется, невзирая на нашу первую судимость. Ведь у нас нет подходящего происхождения, мой дорогой? Отец был судебным следователем в Вильно, - горестно ответил Борменталь, допивая коньяк.

Ведь это же дурная наследственность. Пакостнее ее и представить ничего себе нельзя. Впрочем, виноват, у меня еще хуже. Отец - кафедральный протоиерей. Да разве они могут вас тронуть, помилуйте! А бросать коллегу в случае катастрофы, самому же выскочить на мировом значении, простите... Я - московский студент, а не Шариков. Филипп Филиппович горделиво поднял плечи и сделался похож на французского древнего короля.

Теперь вы будете ждать, пока удастся из этого хулигана сделать человека? Филипп Филиппович жестом руки остановил его, налил себе коньяку, хлебнул, пососал лимон и заговорил: - Иван Арнольдович, как по-вашему, я понимаю что-нибудь в анатомии и физиологии, ну, скажем, человеческого мозгового аппарата? Как ваше мнение? Без ложной скромности.

Я тоже полагаю, что в этом я не самый последний человек в Москве. Ну так вот-с, будущий профессор Борменталь: это никому не удастся. Можете и не спрашивать. Так и сошлитесь на меня, скажите, Преображенский сказал. Так вот вам как другу сообщу по секрету, - конечно, я знаю, вы не станете срамить меня, - старый осел Преображенский нарвался на этой операции, как третьекурсник.

Правда, открытие получилось, вы сами знаете, какое, - тут Филипп Филиппович горестно указал руками на оконную штору, очевидно намекая на Москву, - но только имейте в виду, Иван Арнольдович, что единственным результатом этого открытия будет то, что все мы теперь будем иметь этого Шарикова вот где, - здесь Преображенский похлопал себя по крутой и склонной к параличу шее, - будьте спокойны-с!

Если бы кто-нибудь, - сладострастно продолжал Филипп Филиппович, - разложил меня здесь и выпорол, я бы, клянусь, заплатил червонцев пять... Ведь я пять лет сидел, выковыривая придатки из мозгов. Вы знаете, какую я работу проделал, уму непостижимо. И вот теперь спрашивается - зачем? Чтобы в один прекрасный день милейшего пса превратить в такую мразь, что волосы дыбом встают.

Вот, доктор, что получается, когда исследователь, вместо того, чтобы идти ощупью и параллельно с природой, форсирует вопрос и приподымает завесу! На, получай Шарикова и ешь его с кашей. Если только злосчастная собака не помрет у меня под ножом, а вы видели, какого сорта эта операция.

Одним словом, я, Филипп Преображенский ничего труднее не делал в своей жизни. Можно, конечно, привить гипофиз Спинозы или еще какого-нибудь такого лешего и соорудить из собаки чрезвычайно высоко стоящего. Но на какого дьявола, спрашивается. Объясните мне, пожалуйста, зачем нужно искусственно фабриковать Спиноз, когда любая баба может его родить когда угодно.

Ведь родила же в Холмогорах мадам Ломоносова этого своего знаменитого. Доктор, человечество само заботится об этом и в эволюционном порядке каждый год, упорно выделяя из массы всякой мрази, создает десятками выдающихся гениев, украшающих земной шар. Теперь вам понятно, доктор, почему я опорочил ваш вывод в истории шариковской болезни. Мое открытие, черти б его съели, с которым вы носитесь, стоит ровно один ломаный грош... Да не спорьте, Иван Арнольдович, я все ведь уже понял.

Я же никогда не говорю на ветер, вы это отлично знаете. Теоретически это интересно, ну, ладно. Физиологи будут в восторге... Москва беснуется... Ну, а практически что? Кто теперь перед вами? Клим, Клим!

Клим Чугункин

Описание цитата из книги Клим Григорьевич Чугункин, 25 лет, холост. Беспартийный, сочувствующий. Маленького роста, плохо сложен. Печень расширена алкоголь.

"Просто Шариков. Клим Чугункин": Соловьёв о мужском запрете главы МИД Украины

Главы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Эпилог еизвестно, на что решился Филипп Филиппович. Ничего особенного в течение следующей недели он не предпринимал и, может быть, вследствие его бездействия квартирная жизнь переполнилась событиями. Через шесть дней после истории с водой и котом из домкома к Шарикову явился молодой человек, оказавшийся женщиной, и вручил ему документы, которые Шариков немедленно заложил в карман пиджака и немедленно после этого назвал доктора Борменталя: - Борменталь! Нужно заметить, что в эти шесть дней хирург ухитрился раз восемь поссориться со своим воспитанником. Если вам угодно, чтобы вас перестали именовать фамильярно "Шариков", и я, и доктор Борменталь будем называть вас "господин Шариков". Не будет никого, кроме господ, в моей квартире, пока я в ней нахожусь! В противном случае или я, или вы уйдем отсюда и, вернее всего, вы. Сегодня я помещу в газетах объявление и, поверьте, я вам найду комнату. Шариков отступил, вытащил из кармана три бумаги, зеленую, желтую и белую, и, тыча в них пальцами, заговорил: - Вот.

ПОСМОТРИТЕ ВИДЕО ПО ТЕМЕ: Шариков и балалайка

Образ Клима Чугункина в повести Булгакова «Собачье сердце»

Впереди Большой террор. Именно в этот период относительного затишья в 1925 году М. Но их прошлое... Где оно?

Полиграф Полиграфович Шариков персонаж фантастической повести Михаила Афанасьевича Булгакова «Собачье сердце». Описание (цитата из​. Образ покойного Клима Чугункина, Булгаков вначале показывает через биографию из личного дела. Ведь после смерти, только документы от покойного. «Собачье сердце» и одноимённого фильма Владимира Бортко, и гипофиз от покойного люмпена Клима Чугункина (или Чугунова.

Другое неизмеримо более важное: изумительный опыт проф. Преображенского раскрыл одну из тайн человеческого мозга. Отныне загадочная функция гипофиза — мозгового придатка — разъяснена. Он определяет человеческий облик.

~ Собачье сердце (иллюстрированное) ~

Образовака Сочинения 9 класс Собачье сердце Клим Чугункин Среди второстепенных персонажей рассказа Булгакова образ Клима имеет особое значение. Именно Клим Чугункин стал материалом для эксперимента профессора Преображенского. Покойный уголовник и пьяница обладал таким огромным спектром пороков, что собачье сердце не сумело их перебороть. Личное дело персонажа Автор позволяет рассмотреть своего героя только через документы. Читатель не видит живого Клима.

.

.

.

.

ВИДЕО ПО ТЕМЕ: Стаж Клим boutique-dart.ru