Как пушкин сказал

Пушкин смертельно ранен Дантесом. Похоронен в Святогорском монастыре. Пушкина было 29 состоявшихся и не состоявшихся дуэлей. Поэт был отменным стрелком, попадал с 20 шагов пуля в пулю. Но во время дуэлей он ни разу не пролил кровь противника и в многочисленных поединках не стрелял первым. Дуэли - это странная черта в Пушкине.

Последняя дуэль и смерть А. С. Пушкина

Добавить в избранное В избранном 10786 Как известно, Александр Сергеевич Пушкин, получив смертельное ранение на дуэли, был в скором времени доставлен домой, где он успел попрощаться с родными и близкими. Поэт понимал, что жить ему осталось считаные часы… До наших дней дошли две записки, в которых описаны последние часы жизни поэта. Автором другой записки был ближайший друг поэта — Владимир Даль, по совместительству известнейший ученый и хирург того времени. Последние дни А. Рассказ очевидца доктора И.

7 правил пикапа от Александра Пушкина

Последние дни жизни и кончина А. Со слов бывшего его лицейского товарища и секунданта К. Тем не менее, мы положительно можем сказать, что описания эти в некоторых отношениях не совершенно верны и лишены многих подробностей, которые, касаясь Пушкина, не могут не быть интересны.

Мы говорим это не в укор писавшим, они были лишены возможности написать точнее и подробнее. Константин Карлович Данзас был товарищ по Лицею и один из самых коротких друзей покойного Александра Сергеевича [А 1]. Всем известно, что Данзас был секундантом Пушкина при его дуэли с Дантесом, но, может быть, не все знают, что Пушкин вполне доверялся ему и что г-н Данзас до самой кончины Пушкины не отходил от его постели.

Имея честь близко и давно знать глубоко уважаемого нами г-на Данзаса и беседуя с ним, при частых встречах, мы нередко старались незаметно наводить разговор наш на обстоятельства, сопровождавшие кончину Пушкина.

Рассказы Константина Карловича тотчас по окончании наших бесед старались мы записывать, по возможности слово в слово, и сделанные нами заметки прочитывали потом ему. Собранными нами таким образом со слов очевидца сведениями о последних днях и кончине Пушкина намерены мы поделиться с читающей публикой, в той уверенности, что все, касающееся нашего великого поэта, не может не интересовать ее.

Вот что рассказал нам в разное время К. Данзас: Пушкин после женитьбы своей на Наталье Николаевне Гончаровой [А 2] жил в Петербурге довольно открыто и вёл знакомство почти со всею нашею аристократией.

Между лицами, посещавшими часто дом его, был некто барон Дантес , офицер Кавалергардского полка. Данзас познакомился с Дантесом в 1834 году, обедая с Пушкиным у Дюме, где за общим столом обедал и Дантес, сидя рядом с Пушкиным. По словам Данзаса, Дантес, при довольно большом росте и приятной наружности, был человек неглупый и хотя весьма скудно образованный, по имевший какую-то врождённую способность нравиться всем с первого взгляда.

Способность эта, как увидим ниже, вызвала к нему милостивое внимание покойных государя Николая Павловича и государыни Александры Феодоровны. Барон Дантес был французский подданный, хотя предки его происходили из Ирландии. Служа уже во Франции, отец его получил от Наполеона I титул барона. Снабжённый множеством рекомендательных писем, молодой Дантес приехал в Россию с намерением вступить в нашу военную службу.

В числе этих писем было одно к графине Фикельмон, пользовавшейся особенным расположением покойной императрицы. Этой-то даме Дантес обязан началом своих успехов в России.

На одном из своих вечеров она представила его государыне, и Дантес имел счастье обратить на себя внимание её величества. Счастливый случай покровительствовал Дантесу в представлении его покойному императору Николаю Павловичу.

Как известно Данзасу, это произошло следующим образом. Ладюрнер вытащил Дантеса из-за ширм, куда последний спрятался при входе государя. Государь милостиво начал с ним разговаривать, и Дантес, пользуясь случаем, тут же просил государя позволить ему вступить в русскую военную службу.

Государь изъявил согласие. Императрице было угодно, чтобы Дантес служил в её полку, и, несмотря на дурно выдержанный экзамен, Дантес был принят в Кавалергардский полк , прямо офицером, и, во внимание к его бедности, государь назначил ему от себя ежегодное негласное пособие.

Имея счастливую способность нравиться, Дантес до такой степени приобрел себе любовь бывшего тогда в Петербурге голландского посланника барона Гекерена Heckerene , человека весьма богатого, что тот, будучи бездетен, усыновил Дантеса, с тем единственным условием, чтобы последний принял его фамилию.

Дантес пользовался очень хорошей репутацией и, по мнению Данзаса, заслуживал её вполне, если не ставить ему в упрёк фатовство и слабость хвастать своими успехами у женщин. Но не так благоприятно отзывается Константин Карлович о господине Гекерене: по словам его, барон был человек замечательно безнравственный. Мы распространились несколько об этих лицах потому, что оба они играли весьма важную роль в судьбе нашего поэта. И барон Гекерен, и усыновленный им барон Дантес вели жизнь совершенно светскую — рассеянную.

В 1835 и 1836 годах они часто посещали дом Пушкина и дома Карамзиных и князя Вяземского , где Пушкины были как свои. Но после одного или двух балов на минеральных водах, где были г-жа Пушкина и барон Дантес, по Петербургу вдруг разнеслись слухи, что Дантес ухаживает за женой Пушкина. Слухи эти долетели и до самого Александра Сергеевича, который перестал принимать Дантеса.

Вслед за этим Пушкин получил несколько анонимных записок на французском языке; все они слово в слово были одинакового содержания, дерзкого, неблагопристойного.

Автором этих записок, по сходству почерка, Пушкин подозревал барона Гекерена, отца, и даже писал об этом графу Бенкендорфу. После смерти Пушкина многие в этом подозревали князя Гагарина; [А 3] теперь же подозрение это осталось за жившим тогда вместе с ним князем Петром Владимировичем Долгоруковым.

Но, будучи уже за границей, Гагарин признался, что записки действительно были написаны на его бумаге, но только не им, а князем Петром Владимировичем Долгоруковым. Надо думать, что отказ Дантесу от дома не прекратил гнусной интриги. Оскорбительные слухи и записки [А 6] продолжали раздражать Пушкина и вынудили его наконец покончить с тем, кто был видимым поводом всего этого.

Он послал Дантесу вызов через офицера генерального штаба Клементия Осиповича Россета. Дантес, приняв вызов Пушкина, просил на две недели отсрочки. Между тем вызов этот сделался известным Жуковскому , князю Вяземскому и барону Гекерену, отцу. Все они старались потушить историю и расстроить дуэль. Гекерен, между прочим, объявил Жуковскому, что если особенное внимание его сына к г-же Пушкиной и было принято некоторыми за ухаживание, то всё-таки тут не может быть места никакому подозрению, никакого повода к скандалу, потому что барон Дантес делал это с благородной целью, имея намерение просить руки сестры г-жи Пушкиной, Катерины Николаевны Гончаровой.

Отправясь с этим известием к Пушкину, Жуковский советовал барону Гекерену, чтобы сын его сделал как можно скорее предложение свояченице Пушкина, если он хочет прекратить все враждебные отношения и неосновательные слухи. Вследствие ли совета Жуковского или вследствие прежде предположенного им намерения, но Дантес на другой или даже в тот же день сделал предложение, и зимой в 1836 году была его свадьба с девицей Гончаровой. Во весь промежуток этого времени, несмотря на оскорбительные слухи и дерзкие анонимные записки, Пушкин, сколько известно, не изменил с женой самых нежных дружеских отношений, сохранил к ней прежнее доверие и не обвинял её ни в чём.

Он очень любил и уважал свою жену, и возведённая на неё гнусная клевета глубоко огорчила его: он возненавидел Дантеса и, несмотря на женитьбу его на Гончаровой, не хотел с ним помириться. На свадебном обеде, данном графом Строгановым в честь новобрачных, Пушкин присутствовал, не зная настоящей цели этого обеда, заключавшейся в условленном заранее некоторыми лицами примирении его с Дантесом.

Примирение это, однако же, не состоялось, и, когда после обеда барон Гекерен, отец, подойдя к Пушкину, сказал ему, что теперь, когда поведение его сына совершенно объяснилось, он, вероятно, забудет всё прошлое и изменит настоящие отношения свои к нему на более родственные, Пушкин отвечал сухо, что, невзирая на родство, он не желает иметь никаких отношений между его домом и г.

Со свояченицей своей во всё это время Пушкин был мил и любезен по-прежнему и даже весело подшучивал над нею по случаю свадьбы с Дантесом. Сухое и почти презрительное обращение в последнее время Пушкина с бароном Гекереном, которого Пушкин не любил и не уважал, не могло не озлобить против него такого человека, каков был Гекерен. Он сделался отъявленным врагом Пушкина и, скрывая это, начал вредить тайно поэту. Будучи совершенно убеждён в невозможности помирить Пушкина с Дантесом, чего он даже едва ли и желал, но, относя негодование первого единственно к чрезмерному самолюбию и ревности, мстительный голландец тем не менее продолжал показывать вид, что хлопочет об этом ненавистном Пушкину примирении, понимая очень хорошо, что это даёт ему повод безнаказанно и беспрестанно мучить и оскорблять своего врага.

С этой целью, с помощью других, подобно ему врагов Пушкина, а иногда и недогадливых друзей поэта, он постоянно заботился о встречах его с Дантесом, заставлял сына своего писать к нему письма, в которых Дантес убеждал его забыть прошлое и помириться. Таких писем Пушкин получил два, одно ещё до обеда, бывшего у графа Строганова, на которое и отвечал за этим обедом барону Гекерену на словах то, что мы сказали уже выше, то есть что он не желает возобновлять с Дантесом никаких отношений.

Несмотря на этот ответ, Дантес приезжал к Пушкину с свадебным визитом; но Пушкин его не принял. Вслед за этим визитом, который Дантес сделал Пушкину, вероятно, по совету Гекерена, Пушкин получил второе письмо от Дантеса. Это письмо Пушкин, не распечатывая, положил в карман и поехал к бывшей тогда фрейлине г-же Загряжской, с которой был в родстве. Пушкин через неё хотел возвратить письмо Дантесу; но, встретясь у ней с бароном Гекереном, он подошёл к тому и, вынув письмо из кармана, просил барона возвратить его тому, кто писал его, прибавив, что не только читать писем Дантеса, но даже и имени его он слышать не хочет.

Верный принятому им намерению постоянно раздражать Пушкина, Гекерен отвечал, что так как письмо это писано было к Пушкину, а не к нему, то он и не может принять его.

После этой истории Гекерен решительно ополчился против Пушкина и в петербургском обществе образовались две партии: одна за Пушкина, другая — за Дантеса и Гекерена. Партии эти, действуя враждебно друг против друга, одинаково преследовали поэта, не давая ему покоя.

На стороне барона Гекерена и Дантеса был, между прочим, и покойный граф Бенкендорф , не любивший Пушкина. Одним только этим нерасположением, говорит Данзас, и можно объяснить, что дуэль Пушкина не была остановлена полицией. Жандармы были посланы, как он слышал, в Екатерингоф , будто бы по ошибке, думая, что дуэль должна была происходить там, а она была за Чёрной речкой около Комендантской дачи...

Пушкин дрался среди белого дня и, так сказать, почти в глазах всех! Партизаны враждующих сторон разделились весьма странным образом, например: одна часть офицеров Кавалергардского полка, товарищей Дантеса, была за него, другая за Пушкина; князь Б. Замечательно, что почти все те из светских дам, которые были на стороне Гекерена и Дантеса, не отличались блистательною репутациею и не могли служить примером нравственности; в число их Данзас не вмешивает, однако же, княгиню Б.

Борьба этих партий заключалась в том, что в то время как друзья Пушкина и всё общество, бывшее на его стороне, старались всячески опровергать и отклонять от него все распускаемые врагами поэта оскорбительные слухи, отводить его от встреч с Гекереном и Дантесом, противная сторона, наоборот, усиливалась их сводить вместе, для чего нарочно устраивали балы и вечера, где жена Пушкина, вдруг неожиданно, встречала Дантеса.

Зная, как все эти обстоятельства были неприятны для мужа, Наталья Николаевна предлагала ему уехать с нею на время куда-нибудь из Петербурга; но Пушкин, потеряв всякое терпение, решился кончить это иначе. Он написал барону Гекерену в весьма сильных выражениях известное письмо, которое и было окончательной причиной роковой дуэли нашего поэта.

Говорят, что, получив это письмо, Гекерен бросился за советом к графу Строганову и что граф, прочитав письмо, дал совет Гекерену, чтобы его сын, барон Дантес, вызвал Пушкина на дуэль, так как после подобной обиды, по мнению графа, дуэль была единственным исходом. В ответ Пушкину барон Гекерен написал письмо, в котором объявил, что сын его пришлет ему своего секунданта. Данзас, проходя по Пантелеймонской улице, встретил Пушкина в санях.

В этой улице жил тогда К. Россет; Пушкин, как полагает Данзас, заезжал сначала к Россету и, не застав последнего дома, поехал уже к нему. Пушкин остановил Данзаса и сказал: — Данзас, я ехал к тебе, садись со мной в сани и поедем во французское посольство, где ты будешь свидетелем одного разговора. Данзас, не говоря ни слова, сел с ним в сани, и они поехали в Большую Миллионную. Во время пути Пушкин говорил с Данзасом, как будто ничего не бывало, совершенно о посторонних вещах.

После обыкновенного приветствия с хозяином Пушкин сказал громко, обращаясь к Данзасу: — Je vais vous mettre maintenant au fait de tout, — и начал рассказывать ему всё, что происходило между ним, Дантесом и Гекереном, то есть то, что читателям известно из сказанного нами выше.

Вот мой секундант... Потом обратился к Данзасу с вопросом: — Consentez-vous? Драться Пушкин с Дантесом должен был в тот же день 27 января в 5-м часу пополудни. Место поединка было назначено секундантами за Чёрной речкой возле Комендантской дачи. Оружием выбраны пистолеты. Стреляться соперники должны были на расстоянии двадцати шагов, с тем, чтобы каждый мог сделать пять шагов и подойти к барьеру; никому не было дано преимущества первого выстрела; каждый должен был сделать один выстрел, когда будет ему угодно, но в случае промаха с обеих сторон дело должно было начаться снова на тех же условиях.

Личных объяснений между противниками никаких допущено не было; в случае же надобности за них должны были объясняться секунданты. С этой роковой бумагой Данзас возвратился к Пушкину. Он застал его дома, одного. Не прочитав даже условий, Пушкин согласился на всё. В разговоре о предстоящей дуэли Данзас заметил ему, что, по его мнению, он бы должен был стреляться с бароном Гекереном, отцом, а не с сыном, так как оскорбительное письмо он написал Гекерену, а не Дантесу. На это Пушкин ему отвечал, что Гекерен, по официальному своему положению, драться не может.

Условясь с Пушкиным сойтись в кондитерской Вольфа, Данзас отправился сделать нужные приготовления. Уложив их в сани, Данзас приехал к Вольфу, где Пушкин уже ожидал его. Было около 4-х часов. Выпив стакан лимонаду или воды, Данзас не помнит, Пушкин вышел с ним из кондитерской; сели в сани и отправились по направлению к Троицкому мосту.

Дуэль и смерть Пушкина

Пушкина с места дуэли привезли домой, на набережную реки Мойки , дом 12. Время - 18:30. Внутрь медленно умирающего поэта на руках внёс дядька Никита Козлов. Переодевшись, слуги привели Пушкина к дивану, уложили и вскоре приказали лечить.

Записки В. И. Даля о смерти А. С. Пушкина

Последние дни жизни и кончина А. Со слов бывшего его лицейского товарища и секунданта К. Тем не менее, мы положительно можем сказать, что описания эти в некоторых отношениях не совершенно верны и лишены многих подробностей, которые, касаясь Пушкина, не могут не быть интересны. Мы говорим это не в укор писавшим, они были лишены возможности написать точнее и подробнее. Константин Карлович Данзас был товарищ по Лицею и один из самых коротких друзей покойного Александра Сергеевича [А 1]. Всем известно, что Данзас был секундантом Пушкина при его дуэли с Дантесом, но, может быть, не все знают, что Пушкин вполне доверялся ему и что г-н Данзас до самой кончины Пушкины не отходил от его постели. Имея честь близко и давно знать глубоко уважаемого нами г-на Данзаса и беседуя с ним, при частых встречах, мы нередко старались незаметно наводить разговор наш на обстоятельства, сопровождавшие кончину Пушкина.

ПОСМОТРИТЕ ВИДЕО ПО ТЕМЕ: Пушкин - "Ты трус, ты раб, ты АРМЯНИН"

Последние часы жизни Александра Пушкина – из записок очевидцев

.

Скан РГБ; Пушкин в воспоминаниях современников. — Изд. 3-е доп. — СПб. . Пушкин остановил Данзаса и сказал: Данзас, я ехал к. В первый раз Пушкин сказал мне «ты». Я отвечал ему также — и побратался с ним за сутки до смерти его, уже не для здешнего мира! Достаточно вспомнить, как Пушкин переживал свои ссылки, как рвался он в либо версию, запущенную самим Пушкиным. Как сказал другой поэти по.

.

.

.

.

.

.