- Живые и мёртвые Буйничского поля
- К. Симонов: трилогия "Живые и мертвые".
- Живые и мёртвые К. Симонова и А. Столпера
- Живые и мёртвые
- Симонов Константин - Солдатами не рождаются
- Константин Симонов: Живые и мертвые: Роман. В 5 книгах. Книга 5: Последнее лето: главы 15-28
- Кино по книге: «Живые и мертвые» Александра Столпера
- Современное прочтение избранных глав эпической трилогии К.Симонова "Живые и мертвые"
Живые и мёртвые — трилогия Константина Симонова о людях, участвовавших в Великой Отечественной войне («Живые и мёртвые», «Солдатами не. «Живы́е и мёртвые» — советский двухсерийный художественный фильм, снятый на . стрелкового корпуса полковник С. Ф. Кутепов. В предисловии к трилогии «Живые и мёртвые» г. издания Константин Симонов написал о.
Живые и мёртвые Буйничского поля Живые и мёртвые Буйничского поля Почему писатель Константин Симонов завещал развеять свой прах именно на этом поле Станислав Зотов 03. На этом поле 8 июля 1941 года в ходе упорного сражения между войсками 172-й стрелковой дивизии Красной армии и наступающей танковой армадой Гудериана, последняя была остановлена в своём стремительном движении на Москву, понесла серьёзные потери и в течении одного дня боёв потеряла 39 своих танков. События эти, может быть, не стали бы широко известны в сумятице первых месяцев войны, но случилось так, что в Могилёве в этот момент оказался корреспондент фронтовой газеты Константин Симонов, начинающий, но уже известный к тому времени писатель. И его очерк "Горячий день" о сражении у белорусской деревни Буйничи был опубликован в газете "Известия" 20 июля 1941 года. В дальнейшем в судьбе писателя Симонова была большая война, была большая литература, но главное своё произведение — роман "Живые и мёртвые" — он посвятил защитникам Буйничского поля, их судьбе, страданиям, их жизни и смерти.
Живые и мёртвые Буйничского поля
Грандиозная эпопея полугодового катастрофического отступления и последовавшего за ним могучего контрудара показана через восприятие одного человека, который не является профессиональным военным, но его характер, образование и профессия позволяют ему понять, прочувствовать и выразить суть всего происходящего. Находившийся в отпуске корреспондент армейской военной газеты Иван Синцов Кирилл Лавров с началом войны возвращался в свою часть в составе Западного фронта. Однако доехать до части ему не удалось, уже в первые дни под натиском вермахта советские войска отступили. Вместо своей части он попал на сборный пункт в городе Борисов. Там его направили в штаб вместе с другим офицером. Они вышли на дорогу поодаль друг от друга, чтобы проголосовать и с попутной машиной доехать до Орши. Но в это время налетела немецкая авиация, и его попутчика и машину, которую он только что остановил, разнесло взрывом авиабомбы.К. Симонов: трилогия "Живые и мертвые".
Наталья Чернавская В официальном советском искусстве начало Великой Отечественной войны чаще замалчивалось, чем изображалось, и хорошо, что так. Если цель искусства - пропаганда, то что можно было извлечь пропагандисткого из этой невиданной по своим масштабам трагедии? В 1812-м французы взяли и сожгли Москву, которую и раньше брали и жгли и поляки, и монголы почти сразу после Куликовской битвы.
И не только Москву жгли и разоряли разноплеменные захватчики за века, тысячелетие русской, российской истории, каких только трагических и героических страниц не было в этой летописи. А такой всё-таки не было. Не только потому, что, отстояв Москву, до самой Волги отступали, и за первый год войны как никогда потеряли земли и людей, но и потому, что в эти первые примерно полтора года войны, до 2 февраля 1943-го года, пока не отстояли Сталинград, действительно решалась судьба страны и народа и решилась именно там и так, о чём и сказал Сталин в своём известном тосте на приёме после Парада Победы: "Другой народ после таких поражений отказал бы в доверии своему правительству, а русский не отказал".
Что на самом деле у Сталина было на уме - никому не известно, считал ли он по ходу войны или задним числом реальной именно такую возможность: не то, что немцы победят, а что русский народ сменит негодное правительство во главе с ним самим на другое.
Просто так он никогда ничего не говорил, но всё-таки был грузин и тост - это просто тост, красивые слова перед заздравной чашей, здравица. Победили - можно и выпить заздравную чашу, это-то хорошо, плохо то, что мёртвых - 43 миллиона - не оплакали ни сразу, ни много лет спустя, даже и само это число недавно только озвучили.
Когда-то очень давно я смотрела этот чёрно-белый фильм, и в памяти остался именно образ Серпилина. Сейчас пересмотрела - не пожалела, и актёрские работы хороши, и снято на совесть.
Музыки в фильме совсем нет, ни минуты, только позывные на титрах, и всё вместе отсутствие цвета и музыки, точная актёрская игра очень хорошее производит впечатление, даже сразу и не вспомнишь, с чем сравнить. Понятно, что прежде всего с самим романом нужно сравнивать, и фильм роману не уступает.
Написал Симонов много, в моём издании 1989-го года под две тысячи страниц, поболе, чем в "Войне и мире" и "Тихом Доне". Но пожиже. Признаюсь, давно ничего подобного по объёму не читала, тут тебе и "Илиада", и "Одиссея", и фронт, и тыл. Взялась, помню, читать "Красное колесо" Солженицына, прочитала томов семь, плюнула и бросила, потом пыталась читать Дмитрия Балашова "Святую Русь", тоже недочитала.
Последнюю попытку предприняла весной, взялась за "Иосифа и его братьев" Томаса Манна, погружусь, думаю, в библейскую историю, как и положено Великом постом.
Но Манн ещё хуже Солженицына с Балашовым у меня пошёл, и с тех пор я просто боялась в руки исторические эпопеи брать, оказалось, зря. Симоновский Серпилин погибает на последних страницах "Последнего лета", освободив тот самый Могилёв, который так стойко летом 41-го оборонял, и если у Солженицына ни один герой не запомнился, то у Симонова не забудешь ни генерала Серпилина, ни рядового Золотарёва, вместе с которым летом 41-го бывший военкор Иван Синцов вытащил из второго окружения на своём горбу маленькую докторшу Таню Овсянникову.
О всех героях до последнего этого не скажешь, есть, на мой взгляд, в романе и проходные персонажи, но тут ведь что главное: когда пишешь и читаешь "широкое историческое полотно", понятно, что в нём будут и первостепенные образы, и второстепенные, суть в том, как их расположить, что в центре, а что с краю, композиция, одним словом.
И у Симонова в центре этой композиции Федор Серпилин, наполовину по матери татарин, на Первой мировой - военный фельшер, потом - красный командир, знакомый со Сталиным ещё по боям под тогдашним Царицыным, будущим Сталинградом, в 37-м арестованный по доносу и вышедший из лагеря перед самой войной.
В 41-м под Могилёвом он говорит о себе комиссару Шмакову, что погибнуть не боится, а вот без вести пропасть не имеет права.
Без вести пропал под Могилёвом один из его прототипов, защитник Могилёва полковник Кутепов, так и не нашёлся потом ни в плену, ни в земле. В феврале 42-го после Сталинграда его вызывает к себе Сталин, вызывает после письма Серпилина, в котором тот просит его, если он оправдал его доверие, выпустить из лагеря и другого их общего знакомого красного командира, Гринько. Серпилин не знает, что Гринько, как и многих других в лагерях, расстреляли, когда отступали, да и сам Сталин не сразу, только, уже пробурчав в усы: - Найдём - выпустим, - вспоминает, что видел его фамилию в подписанных им расстрельных списках, но Серпилину об этом не говорит, тот сам "видит его пустые глаза и понимает, что жаловаться некому".
Цитирую по памяти, но за смысл ручаюсь. Если бы я недавно не начиталась на "Памяти народа" подлинных наградных и прочих документов времён войны, то, может, и Симонова не дочитала бы. Все эти его комиссары и парторги вплоть до Львова Мехлиса чрезмерными бы показались. Но тут недавние впечатления от подлинных военных документов легли на стиль Симонова практически без зазоров. Давно на тему "вымысел в исторической прозе" думаю, и вот что надумала. Проблема не в том, чтобы взять несколько разных реальных исторических личностей и обобщить в один "типический образ".
Будем считать, что этот приём себя оправдал со времён Толстого или Гомера? И поскольку романы, и исторические тоже, это всегда "война и мир", не только большая история, но и семейный быт, то, если не хочешь схлопотать от реальных потомков реальных людей, лучше не связываться, поменять имена-фамилии и тогда уж выписывать судьбы героев так, как на душу лягут.
Другой вопрос, насколько автор в своём обобщении реальности в целом оказался правдив и каким прибором это качество измеряется. Для одного человека взгляд другого человека всегда будет субъективен, для меня, например, Симонов - человек своего времени, хорошо, что прошёл войну военкором и написал о том, что увидел и сразу, и потом.
И плох по той же причине, отметин времени, вершков без корешков, справедливости без Бога. Сейчас есть такой историк, Пыжиков, у него взгляд на всю советскую историю такой, что это наконец реализовала себя предыдущая внецерковная религиозность русского народа.
Не знаю, не знаю. Показан он Симоновым человеком из народа и для народа, вроде безпоповского начётника у староверов. А в третьей книге, "Последнее лето", есть такой эпизод. У Серпилина попал в плен начштаба Пикин, немцы сами об этом написали, что он у них. Пикин из имперских ещё офицеров, и хотя до войны другим занимался, на войне пригодился и показал себя, прежде чем захватили его. Серпилин не побоялся последствий и отправил жене Пикина деньги, предполагая, что теперь ей трудно живётся, а она явилась к нему в госпиталь в бриллиантовых серьгах и сообщила, что её брат после отсидки на Соловках теперь стал митрополитом, она ведёт его хозяйство и ни в чём не нуждается, вот и серьги оставила себе, хотя другие драгоценности ещё в начале войны пожертвовала на оборону, так что принесла ему обратно его перевод.
И хотя в первой книге в окружении Серпилин обращается к комиссару Шмакову: "Брат мой во Христе и полковой упряжке", - впоследствии его автор не раз напишет, вложит в уста разных своих героев, что мёртвые не встанут.
А если нет и не может быть воскресения мертвых, то, выходит, парторги нужнее митрополитов... И это ещё не всё, если бы Симонов только об этом писал, полбеды, беда в том, что читаешь и видишь: вот тут Толстой, а тут Хэмингуэй. Все военно-полевые романы, и Синцова с Таней, и самого Серпилина с Ольгой Барановой, у Симонова в каком-то хэмингуэевском духе описаны, романтично-натуралистично.
Оба ничем хорошим не закончатся. Таня, которая принесла Синцову из смоленского подполья весть о гибели его жены, потеряет их ребёнка и узнает-сообщит ему о том, что его жена, оказывается, не погибла, а угнана в Германию.
А Серпилина по решению Сталина похоронят в Новодевичьем рядом с его умершей в начале войны женой Валентиной, вдовой его фронтового товарища, сына которого он воспитывал, а тот отказался от него после ареста, Барановой же отправят его фронтовые товарищи обратно её письма к Серпилину, только и всего. Вот читаешь у Симонова про лагеря и военно-полевые романы и думаешь: как же хорошо, что так рано его экранизировали, хоть бы, не дай Бог, не вздумали сейчас повторить.
Тогда, в 60-ые, у Столпера хорошо получилось сократить второстепенное и оставить главное: ту волю, сплочённость и мужество, которые после всех потерь и лишений и привели народ к победе. Сейчас же из советского наследия экранизаторы умудряются ровно наоборот, взять самое слабое и спорное, и вместо "внецерковной религиозности" или "внерелигиозной нравственности" - показать одни пытки и разврат.
Не удержалась, посмотрела недавний сериал про Жукова с Балуевым , про его послевоенную жизнь. Пытки и разврат есть, а Жукова не увидела, и познавательным только один момент показался: как готовился и проходил арест Берии после смерти Сталина.
У Симонова Жукова практически нет, пару раз мелькает, как бы подчёркивая, что Серпилин не Жуков. Да, он скорее на Рокоссовского похож, тот, правда, наполовину поляк, а не татарин, но тоже сирота и красный командир, в 37-м арестовали, пытали, зубы выбили, ничего не подписал, вышел перед войной, и с самого её начала показал себя. Были и тяжёлые ранения, и госпиталя, и военно-полевой роман...
И парад Победы на Красной площади. У Симонова нет этого парада, "Последнее лето" - это про лето 44-го, освобождение Беларуси, у него в первой книге есть только подробное описание парада 7 ноября 1941-го года, а последнее предложение в последней книге - слова Захарова, члена Военного Совета фронта, обращённые к заменившему только что погибшего и погребённого Серпилина новому командующему фронтом: - Всё чаще думаю о том, какая будет жизнь после войны.
Раз нигде во всём мире не стреляют, наверное, будет с отвычки казаться, что наступила вечная жизнь. Особенно в первые дни... Жукова с Рокоссовским сожгли и в кремлёвскую стену поставили урны с прахом. А Симонов завещал свой прах развеять над Буйницким полем под Могилёвом, где он впервые в войну увидел, как умеют воевать русские, там же потом и прах его последней жены развеяли. Читала недавно интервью с младшей, 60-летней дочерью Жукова Марией, оказывается, она спрашивала у о.
Тихона Шевкунова , нынешнего Псковского митрополита, что как же так, не послушали родных - сожгли тело отца, теперь и панихиды на могиле не отслужить. Он её утешил, что и некоторых святых тела были сожжены, а панихиду можно и у кремлёвской стены послужить, и послужил там, прямо у мавзолея. Дивны дела Твои, Господи, иной считает себя атеистом, а служит Тебе, и это гораздо лучше, чем наоборот, когда именем Божиим прикрывают свои делишки чтущие Его лишь устами своими.
Симонов в крещении был Кирилл, а Константин - взял псевдоним из-за своей, как пишут, картавости, по отцу он был дворянин-армянин, отец пропал в гражданскую, мать вышла замуж за советского военспеца, тот его и воспитал, как Серпилин своего пасынка, эта сюжетная линия, Серпилин - пасынок, автобиографическая, только пасынок Серпилина на войне погиб, а Симонов вернулся с войны и написал про живых и мёртвых. При всём художественном вымысле роман - прежде всего свидетельство, документ своей эпохи, не хуже других свидетельств, получше иных фальшивых монументальных советских романов о войне.
Видимо, лучший, во всяком случае, достаточно честный, и что крещёный атеист написал - поучительно. Хватило мужества описать начало войны, катастрофу 41-го и тех, благодаря кому она не стала полным поражением. Впервые, помню, зимой 2005-го на Рождественских чтениях услышала я в Москве от писателя Карпова, какие все фронтовики были верующие, начиная со Сталина, тогда как раз готовились к 60-летию Победы. И тот же Симонов - один из свидетелей эпохи, тем и ценен.
Про пустые глаза вождя и что "жаловаться некому" - для него, видно, была высшая истина. Не вожди победили, а народ вот с такими вождями, и с такими генералами, как Серпилин. И ещё тем ценен Симонов, что Анатолия Папанова, фронтовика, инвалида войны, нашёл на роль Серпилина. А Александр Столпер утвердил и снял. Мир им, мёртвым, и всё-таки живым.
Живые и мёртвые К. Симонова и А. Столпера
История создания[ править править код ] Роман написан по материалам записок К. Симонова, сделанных им в разные годы и отчасти изданных в виде статей и очерков. Начиная первую книгу, К.
Живые и мёртвые
По мнению некоторых литературоведов, роман являлся одним из ярчайших произведений о событиях Великой Отечественной войны. Роман не является ни хроникой войны, ни историографическим произведением. Персонажи романа — вымышленные, хотя и имеющие реальные прототипы. Роман написан по материалам записок К. Симонова, сделанных им в разные годы и отчасти изданных в виде статей и очерков. Одним из главных действующих лиц является генерал Фёдор Фёдорович Серпилин по роману проживал в Москве по адресу: Пироговская ул. Образ Серпилина — собирательный. Одним из прототипов Серпилина является полковник Кутепов. Также, в какой-то степени одним из прототипов Серпилина можно считать генерала Горбатова. Кутепов Семен Федорович 19 мая 1896 — июль 1941 Участник обороны Могилёва, командир 388-го стрелкового полка 172-й стрелковой дивизии 61-го стрелкового корпуса, полковник.
ПОСМОТРИТЕ ВИДЕО ПО ТЕМЕ: Живые и мертвые. Симонов К. Аудиокнига. Читает Бордуков А.Симонов Константин - Солдатами не рождаются
Наталья Чернавская В официальном советском искусстве начало Великой Отечественной войны чаще замалчивалось, чем изображалось, и хорошо, что так. Если цель искусства - пропаганда, то что можно было извлечь пропагандисткого из этой невиданной по своим масштабам трагедии? В 1812-м французы взяли и сожгли Москву, которую и раньше брали и жгли и поляки, и монголы почти сразу после Куликовской битвы. И не только Москву жгли и разоряли разноплеменные захватчики за века, тысячелетие русской, российской истории, каких только трагических и героических страниц не было в этой летописи. А такой всё-таки не было.
В предисловии к трилогии «Живые и мертвые» года издания Константин Симонов написал о роли Анатолия Папанова в. Оно связано с событиями на Халхин-Голе. В году Симонов написал свою в году, затем вышла большая книга – «Живые и мертвые» (). Автор ставит следующие задачи: познакомить старшеклассников с романом «Живые и мёртвые», развивать навыки работы с текстом.
Разделы: Литература Эпическая трилогия Константина Симонова, состоящая из романов, прочно прикреплённых к конкретным этапам войны, грандиозным операциям, создавалась и публиковалась двенадцать лет. В первой части трилогии мы видим героев в кровавой сумятице первых недель войны, почерневших от горя, но не отчаявшихся, отступавших на восток под натиском врага.
Константин Симонов: Живые и мертвые: Роман. В 5 книгах. Книга 5: Последнее лето: главы 15-28
.
Кино по книге: «Живые и мертвые» Александра Столпера
.
Современное прочтение избранных глав эпической трилогии К.Симонова "Живые и мертвые"
.
.
.
ВИДЕО ПО ТЕМЕ: К.М. Симонов "Живые и мёртвые"
Я извиняюсь, но, по-моему, Вы ошибаетесь. Давайте обсудим. Пишите мне в PM.