Н в гоголь петербургские повести

Дина Рафаиловна Хапаева — кандидат исторических наук, социолог. Статья публикуется в журнальном варианте. Неоконченные опыты над читателем: Н. Петербургские повести Когда я писал мои незрелые и неокончательные опыты,— которые я потому только назвал повестями, что нужно же было чем-нибудь назвать их, — я писал их для того только, чтобы пробовать мои силы и знать, так ли очинено перо мое, как мне нужно, чтобы приняться за дело. Видевши негодность его, я опять чинил его и опять пробовал.

Петербургские повести (Гоголь)

Урок литературы в 10 классе. Тема урока. Ход уроков I. Вступительное слово учителя. В сборник Н. События происходят в Петербурге — столице Российского государства. Такое название появилось в критике уже после смерти писателя.

Н. В. Гоголь «Петербургские повести»

Дина Рафаиловна Хапаева — кандидат исторических наук, социолог. Статья публикуется в журнальном варианте. Неоконченные опыты над читателем: Н. Петербургские повести Когда я писал мои незрелые и неокончательные опыты,— которые я потому только назвал повестями, что нужно же было чем-нибудь назвать их, — я писал их для того только, чтобы пробовать мои силы и знать, так ли очинено перо мое, как мне нужно, чтобы приняться за дело. Видевши негодность его, я опять чинил его и опять пробовал.

Это были бледные отрывки тех явлений, которыми полна была голова моя и из которых долженствовала некогда создаться полная картина. Но не вечно же пробовать. Пора наконец приняться за дело.

Из письма М. Не правда ли, кровь стынет в жилах от такого описания? Опытному читателю современной фэнтези, любителю ужасов, очевидно, с кем ему пришлось столкнуться на этой странице: нет сомнений, это чудовище, которое сейчас пожрет свою жертву.

И только подлинный любитель творчества Н. Критики не преминули указать, что эти истории служат для противопоставления высокого и низкого во всевозможных ипостасях. Но у этой второй истории есть еще одна важная роль, которую не заметили критики. По своему сюжету — погоня за приглянувшейся красавицей, темпу, стилю, ироническому пародированию эта вторая история создает мутное кривое зеркало, в котором отражается драма Пискарева.

Вглядываясь в него, читатель должен практически полностью утратить воспоминания о пережитом им в первой части повести и сохранить лишь смутное чувство произведенного на него неясного, но сильного впечатления. Эта вторая история помогает автору скрыть от читателя то, что происходило с ним, с читателем, в первой. Как отмечали многие, читатель испытывает при чтении Гоголя дискомфорт. Может быть, он вызван тем, что над сознанием читателя ставятся опыты, которые оказываются ему вовсе не всегда приятны?

Это психологический эксперимент с сознанием читателя, который преследовал вполне определенные внелитературные цели. Ибо помимо развития сюжета и полемики, которые Гоголь открыто преподносит читателю, он использует целый ряд изобразительных приемов, от читателя в основном скрытых [3] , направленных на выполнение важной задачи автора — испытать на читателе границы власти литературы, художественного слова, узнать на опыте, на что способна преобразующая сила искусства.

Эти приемы и являются предметом моего анализа. Однако следует сразу же оговориться: данная статья вовсе не претендует на то, чтобы стать самостоятельным вкладом в гоголеведение. Проблема, которая находится в центре моих размышлений, состоит в том, чтобы попытаться восстановить мозаику совпадений, благодаря которым эксперимент в литературе превратился в особенность современности.

В результате психологическое состояние, -которое в обыденной жизни рассматривается как неприятное, нежелательное, если не патологическое, сегодня стало массовой потребностью и важнейшим способом самовыражения современной культуры. Они все писаны давно, во времена глупой молодости, пользуются пока незаслуженными похвалами и даже не совсем заслуженными порицаниями, и в них виден покамест писатель, еще не утвердившийся ни на чем твердом. В них, точно, есть кое-где хвостики душевного состояния моего тогдашнего, но без моего собственного признания их никто и не заметит и не увидит… Н.

Из письма А. За исключением самого очевидного. Ведь герой то просто забывается сном, то галлюцинирует под воздействием приемов опиума, и именно эти грезы и составляют основную сюжетную канву повести про художника. Но вот о том, где пролегает эта хрупкая грань между сном и бодрствованием, реальностью и кошмаром, читателю остается только догадываться. Дальше следует описание встречи героя с его красавицей на балу. И хотя здесь Гоголь еще дружески намекает читателю на то, что он вот-вот перейдет границу сна, читатель не знает, что в тот момент, когда входит лакей, он уже видит сон, описание которого составляет одну из центральных сцен повести.

Как и положено в кошмаре, погоня становится главным стержнем действия и в этой сцене. Творец небесный, что это! И что же читатель? Тут-то он просыпается и разоблачает учиненный над ним обман? Вовсе нет, это никак не способствует пробуждению. Потому что это именно читатель, а не только герой или автор, видит сон, является сновидцем. Почему в литературе возможна любая фантасмагория и за счет каких неведомых нам механизмов она может переживаться как реальность?

Поиск ответа на этот вопрос поможет нам понять, какие средства использует Гоголь, чтобы достичь желаемого им -эффекта. Но именно этот двадцать пятый кадр несет в себе то измерение, которое придает тексту его неповторимое звучание и удивительную силу воздействия. Скрытый в нем невидимый кошмар готовится подспудно и постепенно завладевает -сознанием беспечного читателя.

Тогда наступает то таинственное время, когда лампы дают всему какой-то заманчивый, чудесный свет. Что это напоминает вам, читатель, теперь?

Какой смятенный образ возникает из этого тревожного движения, опасной игры света в глубокой ночной темноте? Может быть, ночная охота? А ведь именно этой фразой начинается повествование о Пискареве и его несчастной страсти. Насильно подтолкнутый приятелем, герой устремляется вслед за плащом красавицы, который автор описывает чуть ли не подробнее, чем саму красавицу. По мере того, как все ускоряется бег героя и темп повествования, по мере того, как он все быстрее мчится навстречу своему страшному открытию, в его сознании начинают происходить странные трансформации.

Поддерживая иллюзию сна или видения, погоня, ведомая лишь редкими отблесками света, происходит в глубокой темноте, как будто под водой. Действительно, что за бред? Откуда эти необъяснимые галлюцинации? Или… это тоже способ как-то воздействовать на читателя? Что за образ возникает в сознании читателя теперь?

Заметим, что всех этих вопросов, и в особенности последнего вопроса, не задает себе не только читатель, но и критик. Что же мы видим? Это нетрудно себе представить, если глянуть в реку с моста.

Это поверхность проходит по глазу смотрящего из-под воды. Сознание его раздвоено: следя за погоней, он видит то из-под воды, то с уровня выше уровня воды. Итак, перед нами ненаписанный, невысказанный, но властный, притягивающий к себе и пугающий образ; вернее, система образов, основанная на раздвоенности, метании, размытости. В чьем же сознании они возникает? Нет, это мы с вами, дорогой читатель, глядим из-под воды и следим, затаив дыхание, за погоней. Кто же и за кем гонится?

А вот тут-то нам — а вернее, Гоголю, — и понадобится тот самый плащ. Вернемся же к плащу и его таинственной обладательнице и соберем все сведения о ней и о нем. Какая она, эта странная незнакомка, мы помним из первой приведенной цитаты. Кажется, она не просто не та чистая Перуджинова Бианка, за кого ее принял художник. Уж не оборотень ли это? Серию образов, которые помогли бы максимально приблизить его повествование к подлинному переживанию кошмара.

Второй план кошмара, который набрасывает на читателя Гоголь, — невысказанный, звериный, не проговоренный, а лишь аллюзивно намеченный автором, — погружает читателя в еще более глубокий сон и делает кошмар погони на порядок многогранней: пескаря привлекает окраска щуки, и, очарованный, пескарь бросается навстречу своей гибели. Читатель думает, что он читает про погоню художника за красавицей, романтически-светскую историю, а на самом деле он переживает подлинный кошмар, переливающийся многоплановыми регистрами ужаса.

История художника Пискарева — это попытка заставить читателя почувствовать и пережить неназываемый и неописуемый ужас, который только и способен столь блистательно создать подлинную глубину и полную иллюзию кошмара.

Именно этот двадцать пятый кадр, встроенный в текст, обеспечивает читателю полное — и совершенно безотчетное — погружение в кошмар, позволяя автору передать переживание кошмара средствами, которые даже трудно назвать литературными. Прочитайте ее, вы увидите, что осталась одна только канва прежней повести, что все вышито по ней вновь.

В Риме я ее переделал вовсе, или, лучше, написал вновь вследствие сделанных еще в Петербурге замечаний. Из письма П. Давайте посмотрим, что проделывает автор с читателем, но для начала напомним сюжетную канву повести. Сияние месяца усиливало белизну простыни, и ему казалось, что страшные глаза стали даже просвечивать сквозь холстину. Со страхом вперил он пристальнее глаза, как бы желая увериться, что это вздор. Но наконец уже в самом деле… он видит, видит ясно: простыни уже нет… портрет открыт весь и глядит мимо всего, что ни есть вокруг.

Так описан драматический миг кошмара, когда старик вышел из рамы. Читатель был усыплен автором в той же манере, какую мы уже наблюдали в Невском проспекте: он не заметил перехода от реальности к сновидению, точно так же, как когда он засыпает, скрытого обманом, нарушением конвенции, неписаного закона, существующего между автором и читателем, во всяком случае, существовавшем до Гоголя.

Следом из рам появляется старик, который говорит сам с собой и уходит. Читатель оставлен безо всякого объяснения, сбит с току и запутан. Что же происходит дальше? Холодный пот облил его всего; сердце билось так сильно, как только можно было биться, грудь была так стеснена, как будто хотело улететь из нее последнее дыхание.

Неужели это был сон? Так, значит, это не был сон? Описание сердцебиения невольно заставляет трепетать сердце восприимчивого читателя, который получил полный набор доказательств того, что кошмар закончился. Что должен чувствовать теперь читатель? Как ему рассматривать то, что с ним происходило, что он пережил на этих страницах?

Был ли это сон или явь? Но в том-то и фокус, что читатель совершенно парализован рассказом и вопросов этих себе не задает. Он просто барахтается в пучине кошмара, погруженный туда любопытствующим автором, и, что самое интересное, не имеет никакой возможности самостоятельно вырваться из кошмара, прекратить его течение.

Вроде бы сон уже кончился, но теперь он продолжается наяву, оставляя нас, окончательно переставших отличать сон от яви, грезить вместе с героем, гадая, не было ли все предшествующее описание, то есть вся рассказанная история, от начала и до конца грезой, мечтой?

Или овеществившимся, сбывшимся кошмаром? А автор вовсе и не думает помочь нам вернуться на твердую почву реальности.

В чем же состояла задача Гоголя?

Пожалуйста, подождите пару секунд, идет перенаправление на сайт...

Петербургские повести Материал из Википедии — свободной энциклопедии Текущая версия страницы пока не проверялась опытными участниками и может значительно отличаться от версии , проверенной 11 августа 2019; проверки требуют 6 правок. Текущая версия страницы пока не проверялась опытными участниками и может значительно отличаться от версии , проверенной 11 августа 2019; проверки требуют 6 правок. В каждой петербургской повести главным действующим лицом является чиновник или художник, и есть кто-то один, кто ощущает себя исключённым из общей нормы, пропадает и гибнет [1].

Урок литературы в 10 классе на тему:"Н. В. ГОГОЛЬ. «ПЕТЕРБУРГСКИЕ ПОВЕСТИ».

По мере приближения к столице нетерпение и любопытство путников возрастало. Наконец издали показались бесчисленные огни, возвещавшие о приближении к большому городу. Молодыми людьми овладел восторг: они, позабыв о морозе, то и дело высовывались из экипажа и приподнимались на цыпочки, чтобы получше рассмотреть строения. Гоголь страшно волновался и за свое пылкое увлечение поплатился тем, что схватил насморк и легкую простуду. Он даже немного обморозил себе нос и вынужден был несколько дней просидеть дома. От всего этого восторг сменился противоположным настроением, особенно когда их начали беспокоить петербургские цены и разные мелкие неудобства, связанные с проживанием в столице. Я его воображал гораздо красивее, великолепнее, и слухи, которые распускали другие о нем, также лживы. Жить здесь не совсем по-свински, то есть иметь раз в день щи да кашу, несравненно дороже, нежели думали. За квартиру мы с Данилевским. Хотя тут уже намечены некоторые черты, которые были впоследствии развернуты в петербургских повестях, образ северной столицы здесь несколько условен, как бы декоративен.

ПОСМОТРИТЕ ВИДЕО ПО ТЕМЕ: Краткое содержание - Невский проспект

Вы точно человек?

.

В книгу вошли произведения boutique-dart.ru (), со временем объединенные литературной критикой в цикл «Петербургские повести»: «​Невский. Читай онлайн книгу «Петербургские повести», Николая Гоголя на сайте или В Петербурге Гоголь общался с А. Г. Венециановым, А. Н. Мокрицким. OZON предлагает выгодные цены и отличный сервис. Книга "Н. В. Гоголь. Петербургские повести" - характеристики, фото и отзывы покупателей.

.

Николай Гоголь: Петербургские повести. Мертвые души

.

Петербургские повести

.

.

.

.

ВИДЕО ПО ТЕМЕ: Невский ПРОСПЕКТ. Николай Гоголь