Оттепель эренбург год

История Новейшего времени. Дается характеристика литературе, кинематографу, музыке и театру этого периода. Описывается развитие науки и системы образования конца 1950-х — начала 1960-х годов. Рассказывается о спортивных достижениях СССР. Илья Эренбург.

Парфенов-1954: Крым передали Украине. «Оттепель». Шульженко. Целина. Индийское кино

Об Илье Эренбурге Книги. Страны [Избранные статьи и публикации] Фрезинский Борис Яковлевич 4. Оттепель началась 4 апреля 1953-го По собственному признанию Эренбурга, именно мысль об апреле 1953 года породила эту повесть, а тот апрель, кто его помнит, был особенный. Интеллигентные современники автора этих слов хорошо его понимали — ведь 4 апреля 1953 года газеты огласили сообщение МВД, в котором неожиданно для страны и мира объявлялось: все арестованные по делу врачей — невиновны. Мне неизвестно, знал ли об этом И.

Пожалуйста, подождите пару секунд, идет перенаправление на сайт...

Хитро придумано, признаться, Чтоб хорошо сучилась нить, Поспешной сменой декораций Глаза от мыслей отучить. Вера - очки и шоры, Вера двигает горы, Я - человек, не гора. Вера мне не сестра. Видел я камень серый, Стёртый трепетом губ. Мёртвого будит вера. Я - человек, не труп. Видел, как люди слепли, Видел, как жили в пекле, Видел - билась земля.

Видел я небо в пепле. Вере не верю я. Скажи, что скверно. Скажи, что верно. Не похвальбе, не мольбе, Верю тебе лишь, Верность, Веку, людям, судьбе. Если терпеть без сказки, Спросят - прямо ответь, Если к столбу, без повязки, - Верность умеет смотреть. И кажется, он спит, как папка В тяжёлой голубой пыли. Но вот он с другом повстречался. Ни цифр, ни сплетен, ни котлет.

Уж нет его, пропал бухгалтер, Он весь в огне прошедших лет. Рукой подать до смерти, А жизнь в одном - перебежать. Ты скажешь - это от контузий, Пройдёт, найдёт он жизни нить, Но нити спутались, и узел Уж не распутать-разрубить.

Друзья и сверстники развалин И строек сверстники, мой край, Мы сорок лет не разувались, И если нам приснится рай, Мы не поверим. Стой, не мешкай, Не для того мы здесь, чтоб спать! Какой там рай! Есть перебежка - До Петушков рукой подать! И мы привязаны навеки К его взыскательной опеке, К тому, что есть большие планы, К тому, что есть большие раны, Что изменяем мы природу, Что умираем в непогоду И что привыкли наши ноги К воздушной и земной тревоге, Что мы считаем дни вприкидку, Что сшиты на живую нитку, Что никакая в мире нежить Той тонкой нитки не разрежет.

В удаче ль дело, в неудаче, Но мы не можем жить иначе, Не променяем - мы упрямы - Ни этих лет, ни этой драмы, Не променяем нашей доли, Не променяем нашей роли, - Играй ты молча иль речисто, Играй героя иль статиста, Но ты ответишь перед всеми Не только за себя - за Время. Я много жил и видел многих, Высокомерных и убогих, И тех, что открывают звёзды, И тех, что разоряют гнёзда. Есть у людей носы и ноги Для любопытства, для тревоги, Есть настороженные уши Для тишины, для малодушья, Есть голова для всякой прыти, Кровопролитий и открытий, Чтоб расщепить, как щепку, атом, Чтоб за Луну был всяк просватан, Чтоб был Сатурн в минуту добыт, Чтоб рифмовал и плакал робот.

Умеют люди зазнаваться, Но разучились улыбаться, И только в вечер очень жаркий В большом и душном зоопарке, Где, не мечтая о победе, Лизали кандалы медведи, Где были всяческие люди - И дети королевских судей, И маклеры, а с ними жёны, И малолетние Ньютоны, Где люди громко гоготали, А звери выли от печали, Где даже тигр пытался мямлить, Как будто он не тигр, а Гамлет, Да, только там, у тесных клеток, Средь мудрецов и малолеток, Я видел, как один слонёнок, Быть может, сдуру иль спросонок, Взглянув на дамские убранства, На грустное, пустое чванство, Наивен будучи и робок, Слегка приподнял тонкий хобот, И словно от природы высшей, И словно одарён он мышцей, К слонихе быстро повернулся, Не выдержал и улыбнулся.

Но цену глине знает только мастер - В вечерний час, в осеннее ненастье, Когда всё прожито и всё известно, Когда сверчку его знакомо место, Когда цветов повторное цветенье Рождает суеверное волненье, Когда уж дело не в стихе, не в слове, Когда всё позади, а счастье внове.

А мы такие зимы знали, Вжились в такие холода, Что даже не было печали, Но только гордость и беда. И в крепкой, ледяной обиде, Сухой пургой ослеплены, Мы видели, уже не видя, Глаза зелёные весны. И всё давным-давно потеряно, И даже нет следа обид, И только где-то то же дерево Ещё по-прежнему стоит. Я знаю, коптилка, я помню, Как было на свете светло.

Выходишь на улицу ночью - Повсюду горят фонари, И если гулять ты захочешь - Гуляй хоть до самой зари! Землянка моя неприметна И мраком одета она, Осталась от старого света Одна ты, коптилка моя. Когда мы фашистов прогоним, Домой я вернусь поскорей; Глаза я закрою ладонью, Увидев огни фонарей. Выходишь на улицу ночью - Повсюду горят фонари. И если гулять ты захочешь - Гуляй хоть до самой зари! Поёт А. Музыка: Е. Хотели немцы Её унизить. Но была та нагота, Как древней статуи простое совершенство, Как целомудренной природы красота.

Её прикрыли, понесли. И мостик шаткий Как будто трепетал под ношей дорогой. Бойцы остановились, молча сняли шапки, И каждый понимал, что он теперь - другой. На Запад шёл судья. Была зима как милость, Снега в огне и ненависти немота. Судьба Германии в тот мутный день решилась Над мёртвой девушкой, у шаткого моста. Шли деревни. Не забыть вовек Визга умирающих телег, Как лежала девочка без ног, Как не стало на земле дорог.

Но тогда на жадного врага Ополчились нивы и луга, Разъярился даже горицвет, Дерево и то стреляло вслед, Ночью партизанили кусты И взлетали, как щепа, мосты, Шли с погоста деды и отцы, Пули подавали мертвецы, И, косматые, как облака, Врукопашную пошли века.

Шли солдаты бить и перебить, Как ходили прежде молотить. Смерть предстала им не в высоте, А в крестьянской древней простоте, Та, что пригорюнилась, как мать, Та, которой нам не миновать. Затвердело сердце у земли, А солдаты шли, и шли, и шли, Шла Урала тёмная руда, Шли, гремя, железные стада, Шёл Смоленщины дремучий бор, Шёл глухой, зазубренный топор, Шли пустые, тусклые поля, Шла большая русская земля.

Чужих солдат чугунный шаг. Ночь навалилась, горяча. Бензин и конская моча. Не для того - камням молюсь - Упал на камни Делеклюз. Не для того тот город рос, Не для того те годы гроз, Цветов и звуков естество, Не для того, не для того! Лежит расстрелянный без пуль. На голой улице патруль. Так люди предали слова, Траву так предала трава, Предать себя, предать других.

А город пуст и город тих, И тяжелее чугуна Угодливая тишина. По городу они идут, И в городе они живут, Они про город говорят, Они над городом летят, Чтоб ночью город не уснул, Моторов точен грозный гул. На них глядят исподтишка, И задыхается тоска. Глаза закрой и промолчи - Идут чужие трубачи. Чужая медь, чужая спесь. Не для того я вырос здесь! Зелёный сон, как молодость, наивен. Утешить человека может мелочь: Шум листьев или летом светлый ливень, Когда, омыт, оплакан и закапан, Мир ясен - весь в одной повисшей капле, Когда доносится горячий запах Цветов, что прежде никогда не пахли.

Нет, человека нелегко утешить! И всё же я скажу про дождь, про ветви. Мы победим. За нас вся свежесть мира, Все жилы, все побеги, все подростки, Всё это небо синее - навырост, Как мальчика весёлая матроска, За нас все звуки, все цвета, все формы, И дети, что, смеясь, кидают мячик, И птицы изумительное горло, И слёзы простодушные рыбачек.

Умом мы жили и пустой усмешкой, Не знали, что закончим перебежкой, Что хрупки руки и гора поката, Что договаривает всё граната. Редеет жизнь, и утром на постое Припоминаешь самое простое: Не ревность, не заносчивую славу - Песочницу, младенчества забаву.

Распались формы, а песок горячий Ни горести не знает, ни удачи. Осталась жизни только сердцевина: Тепло руки и синий дым овина, Луга туманные и зелень бука, Высокая военная порука - Не выдать друга, не отдать без боя Ни детства, ни последнего покоя.

День был серый, ползли облака. Мы глядели в окно на разрывы, Говорили, что нет табака. Говорили орудья сердито, И про горе был этот рассказ. В доме прыгали чашки и сита, Штукатурка валилась на нас. Что здесь делают шкаф и скамейка, Эти кресла в чехлах и комод? Даже клетка, а в ней канарейка, И, проклятая, громко поёт. Не смолкают дурацкие трели, Стоит пушкам притихнуть - поёт.

Отряхнувшись, мы снова глядели: Перелёт, недолёт, перелёт. Но не скрою - волненье пичуги До меня на минуту дошло, И тогда я припомнил в испуге Бредовое моё ремесло: Эта спазма, что схватит за горло, Не отпустит она до утра, - Сколько чувств доконала, затёрла Слов и звуков пустая игра! Канарейке ответила ругань, Полоумный буфет завизжал, Показался мне голосом друга Батареи запальчивый залп.

Под ярким закатом забытый солдат. Раскрыты глаза, и глаза широки, Садятся на эти глаза мотыльки. Натёртые ноги в горячей пыли, Они ещё помнят, куда они шли. В кармане письмо - он его не послал.

Остались патроны, не все расстрелял. Он в городе строил большие дома, Один не достроил. Настала зима. Кого он лелеял, кого он берёг, Когда петухи закричали не в срок, Когда закричала ночная беда И в тёмные горы ушли города? Дымились оливы. Он шёл под огонь. Горела на солнце сухая ладонь.

Пожалуйста, подождите пару секунд, идет перенаправление на сайт...

Хитро придумано, признаться, Чтоб хорошо сучилась нить, Поспешной сменой декораций Глаза от мыслей отучить. Вера - очки и шоры, Вера двигает горы, Я - человек, не гора. Вера мне не сестра. Видел я камень серый, Стёртый трепетом губ. Мёртвого будит вера.

«Оттепель» в духовной жизни

После прихода Гитлера к власти становится крупнейшим мастером антинацистской пропаганды. В следующий приезд из Испании у него был отобран заграничный паспорт, который был восстановлен в апреле 1938 года после двух обращений Эренбурга к Сталину, и в начале мая он вернулся в Барселону. После поражения республиканцев вернулся в Париж. После немецкой оккупации Франции укрылся в Советском посольстве. Это поистине самая короткая и самая радостная для писательского сердца рецензия, о которой я когда-либо слышал. Крещатицкий парижанин Не люблю в Эренбурга — камней, хоть меня вы камнями побейте. Он, всех маршалов наших умней, нас привёл в сорок пятом к победе. На броне эти буквы блистали.

ПОСМОТРИТЕ ВИДЕО ПО ТЕМЕ: 1954: Крым передали Украине. «Оттепель». Шульженко. Целина. Индийское кино

Илья Эренбург

.

Илья Григорьевич Эренбург «Оттепель» (). Оттепель. Год выпуска: Место издания: Москва. Издатель: Советский писатель. Оттепель. Повесть, год. Язык написания: русский. Примечание: Первая публикация — Ч. 1 — «Знамя», , № 5; то же: «В защиту мира», Правда, товарищи считали его удачником - все у него получалось, за два года он обрел всеобщее признание. Но ведь позади у него.

.

Вы точно человек?

.

Мемория. Илья Эренбург

.

.

.

.

ВИДЕО ПО ТЕМЕ: 1954 Илья Эренбург — «Оттепель»