Оста́п Бе́ндер — главный герой (вернее, антигерой) романов Ильи Ильфа и Евгения Сам Остап Бендер в романе "Золотой телёнок" называет себя приобретали себе сертификаты о подданстве Турции, которую считали. Приветствуем вас! Вы попали на наш веб-сайт, потому-что ищите ответ на задание, из викторины. У нас на портале самая огромная база ответов к.
История развития нефтяного бизнеса - от неиспользуемого товара, каким нефть была в начале XIX века, до главной мировой экономической индустрии сегодня - и по сей день отождествляется с историей Standard Oil и человеком по имени Рокфеллер - одним из богатейших людей планеты. Предки Рокфеллера жили во Франции и были гугенотами. В XVII веке семья Рокфайль бежала в Германию от инквизиции, погромов и охотившихся за еретиками королевских драгун - там эмигранты переделали свою фамилию на немецкий манер. Они выбрали суровую и безжалостную веру: их Бог требовал строгой внутренней дисциплины, тяжелого труда, бережливости, отречения от радостей плоти. Зато протестанты ощущали себя избранным народом - их ждало царство небесное, а все остальные были прокляты, их ничто не могло спасти, и с ними не стоило церемониться. Труд, долг, верность по отношению к своим и холодное безразличие к чужим - все это Джон Рокфеллер впитал с молоком матери.
Итоги недели. «Так что по десятке вам, граждане. По десятке на душу населения»
Памятник О. Так в романе впервые появляется великий комбинатор. По мнению ряда комментаторов романа в частности, М. Одесского и Д. Фельдмана [12] , описание свидетельствует о том, что в Старгород вошёл заключённый, неоднократно судимый и совсем недавно освободившийся, то есть преступник-рецидивист мошенник, так как сразу после освобождения строит планы, связанные с мошенничеством. Зато для рецидивиста тут нет ничего необычного.Россия: что есть и как быть
И с куниц, и с соболей. Видимо, литературная отдушина примиряет с любой тиранией. Да и так ли страшна приговоренность к меньшинству, оставшаяся на всю жизнь? Это просто еще один из ликов минимализма.
Акмеизм в туфлях и халате В доме No. Он бывал там у своего собрата-акмеиста Михаила Зенкевича. Сын Зенкевича Женя был другом моего послевоенного детства, и я много времени проводил у них в квартире. Сначала они, как и до войны, занимали полуподвальную квартиру No. У Зенкевичей я чувствовал себя, как дома. Меня родители держали строго, а Женьку баловали. Он мог без ограничений собирать марки и покупать рыбок. У Зенкевичей же я впервые смотрел телевизор и слушал магнитофон.
К ней в возрасте лет шести-семи я питал эдиповские чувства, которыми как-то раз поделился с поднявшим меня на смех Женькой. В квартире было много книг, Михаил Александрович занимался переводами из американской поэзии, но о литературе речи практически не было.
Сам М. Александра Николаевна нигде не служила, проводила много времени на лавочке во дворе и готова была говорить о чем угодно, только не на рискованные литературные темы. Старший сын Зенкевичей, красавец-спортсмен Сергей, выбрал профессию физика-ядерщика и молодым умер от лейкемии.
Женька был большим выдумщиком сказывались писательские гены , окончил в дальнейшем ИнЯз, но словесностью не интересовался. В результате, о Мандельштаме я узнал не от них, а как все, — прочитав где-то в конце пятидесятых годов машинописное самиздатовское собрание. Но узнав, стал спрашивать. В другой раз Александра Николаевна рассказала, как Мандельштам приходил занимать деньги.
Ну, Михаил Александрович ему дает. Он уходит, смотрим, — тут я ясно представил себе, как, поднявшись по лестнице из подвала, она смотрит вслед Мандельштаму, удаляющемуся вдоль дома и через скверик выходящему на улицу, — смотрим: он уже извозчика берет!
Неожиданная посмертная слава безалаберного Мандельштама задевала Александру Николаевну. В ревнивых тонах говорила она и о Пастернаке. Попробовал бы он Сталину так написать! Сурово обращалась она и с собственным мужем-поэтом. Как-то много позже, наверно, в начале 70-х, я встретил ее в скверике перед домом. Речь зашла о М.
Он включил в нее те стихи, неприличные. Я говорила, чтобы он их не печатал. Он бегал их читать к Маруське Петровых. Вот пусть ей и дарит. В расспросы я не пустился и даже стихотворение идентифицировать не попытался в специально просмотренном сейчас сборнике 1973-го года ничего даже отдаленно эротического нет. Запомнилось другое. Меня поразила несвобода литературы от житейских обстоятельств. Ладно там Беломорканал, Воронеж, Гулаг, Жданов, нобелевская травля — на то и диктатура.
Но чтобы восьмидесятилетний поэт, так ли, эдак ли проживший сквозь весь подобный опыт, должен был при составлении первой за многие годы самостоятельной книжки оглядываться на жену, — это было настоящим откровением. Слава богу, Зенкевич хоть тут не сплоховал и сориентировался на Маруську. Несвобода эта очень знакомая. В мемуарных заметках, да и в критических эссе, все время опасаешься, как бы не сказать что-нибудь не то и кого-нибудь не того не так назвать. Особенно много приходится слышать, как нехорошо снижать образы наших кумиров неприглядными деталями.
Для острастки обычно призывается Пушкин, сказавший, что великие люди, даже если и мерзки, то, врете, и мерзки-то они не так, как вы, — иначе! Но именно поэтому кумирам никакое снижение не страшно. Ну, тратил Мандельштам чужие деньги на извозчика, напевая про палочку суХУЮ, ну, любезничал Пастернак с хозяйкой Чистополя ради поддержания сестры своей жизни, — все это теперь лишь ценные штрихи к портретам великих.
Хуже Зенкевичу, о кальсонах которого я упоминаю уже с некоторой морально-этической дрожью другое дело, если бы я мог пролить новый свет на исподнее Мандельштама или Пастернака , и тем более Александре Николаевне.
Какой неблагодарностью отвечаю я на ее квази-материнство и даже некоторое квази-иокастовство, а заслониться ей нечем, разве что знакомством с тем же Мандельштамом. И совсем плохо мне, настолько рядовому, что я не решаюсь выписать здесь тот по-детски нескладный глагол, которым я объяснял Женьке, что бы я мечтал делать с его матерью ничего, кстати, такого палочного.
Не решаюсь, ибо понимаю, что мои скромные персона и стилистика не выдержат его нелепости. То есть, робею еще больше своего канальского соперника. Из воспоминаний Не будучи моим родным отцом, а формально и отчимом, он был единственным папой, которого я знал а я -- единственным объектом его отцовства. Мама училась у него в Консерватории, он дружил с ней и моим отцом, [4] а когда в 1938-м тот утонул мне не было года , он очень поддерживал маму.
Они постепенно сблизились, но поженились только с началом войны, чтобы не потеряться в надвинувшемся хаосе. Не усыновлял он меня сознательно, чтобы не осквернить своим пятым пунктом моего, идеально чистого. Гармонию он постоянно поверял алгеброй — в конце концов, это была его профессия.
Тем более, что вдобавок к Консерватории, он параллельно окончил мехмат МГУ. Он был воплощенная корректность и пунктуальность, и на эти темы он мог быть неприятно зануден, но чаще изобретателен, -- как когда ставил мне в пример Прокофьева, который, идя в гости с женой, настаивал на том, чтобы приехать заранее, и в любую погоду заставлял ее гулять с ним вокруг дома до назначенного времени, чтобы позвонить у дверей минута в минуту. Сухарем он никак не был. Помню отголоски в разговорах за чайным столом в годы моего детства периодически возобновлявшихся дебатов о предполагаемой виновности Сальери в отравлении Моцарта.
В качестве наиболее ярких участников дискуссии упоминались Б. Штейнпресс 1908-1986? Бэлза 1904-1994, отец ныне знаменитого Святослава Игоревича.
В связи с этим вспоминается встреча в Лос-Анджелесе с Николасом Николаем Леонидовичем Слонимским 1894-1995 , дирижером, композитором и музыкальным лексикографом, прожившим почти всю свою взрослую жизнь в эмиграции. Ему было слегка за 90, но он был бодр, встретил меня в шортах, мы быстро покончили с приведшим меня делом и разговорились на разные темы. Началось с Пушкина — Слонимский вспомнил, что брат когда-то говорил ему, будто найдена какая-то совершенно непечатная поэма Пушкина, так вот, нет ли у меня сведений о ее судьбе.
Как раз незадолго перед тем, летом 1984-го, отчасти похожий опыт был у нас с папой. Я уже пять лет, как жил в эмиграции, и мы общались только по телефону, а тут папа решился поехать на встречу со мной во Францию, но не по моему приглашению, -- столь непосредственную связь со мной он при этом всячески старался скрыть от властей предержащих, -- а по приглашению знакомых его знакомых, дочерей знаменитого издателя Зиновия Гржебина.
Во Франции мы провели вместе месяц, в снятой мной в Париже квартире и в поездке на прокатной машине по всей стране, причем одной из целей автопробега было отыскание могилы его двоюродного дяди — великого математика Павла Урысона 1898 - 1924 , молодым утонувшего в Бискайском заливе. Когда мы не без плутаний, наконец, прибыли в небольшой городок Batz-sur-mer и заговорили о наших поисках с посетителями кафе на главной площади, нас спросили, похоронен ли он на старом или новом кладбище, а узнав, что он еврей, встревожились о судьбе могилы, так как во время войны город был оккупирован немцами.
Нас направили в мэрию, рабочий день кончался, но она была еще открыта. Архив представлял собой светлую комнату с книжными полками вдоль задней стены. Молодая дама-архивариус спросила о дате смерти, каковую папа точно помнил и тут же назвал 17 августа 1924 г. Мы поехали, успели до закрытия и сфотографировали надгробную плиту с надписью на древнееврейском языке. На состоянии могилы и архивов оккупация в ее мягком, вишистском варианте не сказалась.
В семье и среди знакомых считалось, что мама строгая, а папа добрый. Мама была строга не только со мной, но вообще со всеми. Она не терпела фальши и с некоторыми давними подругами навсегда раззнакомилась после того, как они плохо повели себя во время антиформалистской и антикосмополитической антисемитской кампаний 1948-1949 годов.
Папа был мягче и в результате прожил почти вдвое дольше. Он был воспитан и подчеркнуто корректен, может быть, даже чересчур, — в порядке глубоко эшелонированной обороны беспартийного еврея-интеллигента от окружающего хамства. Он аккуратно и подробно отвечал на письма, принимал и поддерживал искавших его просвещенного внимания коллег с периферии, поздравлял знакомых и родственников с днями рождения и годовщинами свадеб, выражал соболезнование в связи с кончинами, помнил все соответствующие даты и имена отчества и был внимателен как к коллегам, так и ко всевозможному обслуживающему персоналу.
Однажды в электричке по дороге из Рузы в Москву с ним разговорилась врачиха композиторского Дома творчества. Она призналась ему, что иногда думает о его сходстве с Лениным. Хватило бы уже и простой ссылки на усталость, идея же, будто он принимает физическое участие в перетаскивании мебели, не лезла ни в какие ворота, -- я тут же сказал, что знаю-знаю, как он под мою женитьбу ушами двигает мебель, и в дальнейшем он охотно применял эту формулу.
Уши были одним из мотивов клубившегося вокруг него консерваторского фольклора — не столько как больные, сколько как бросавшиеся в глаза своими размерами. А в числе его устных новелл была одна о том, как он в молодости кажется, в конце 20-х путешествует с приятелем по Кавказу, как в горном ауле они знакомятся и проводят целый день с симпатичным местным учителем, и тот в конце концов добродушно задает папе все это время занимавший его -- в сущности, геббельсовский -- вопрос: - Скажите, а у какого народа уши так поставлены?
В первой половине 50-х годов дача снималась в Челюскинской у дочери видного революционера Юлиана Мархлевского , и при очередном переезде ко всем трудностям добавилось перекрытие по каким-то государственным соображениям соответствующего шоссе. Калининградом Московской области с 1938 года назывались бывшие Подлипки с 1996 года — г. Наверно, впервые оргия советских переименований принесла пользу людям. О сталинских временах папа вспоминал постоянно, причем трагические истории чередовались с комедийными.
Когда в 1937-м году в квартире, где он жил вместе с дядей по матери, [8] раздался ночной стук в дверь, дядя мгновенно сообразил, что пришли за ним, разбудил папу и велел ему перенести к себе в комнату дядину пишущую машинку.
Дядю забрали и он погиб , его вещи опечатали, а машинка осталась папе. Храпченко 1894-1984 , которому парой лет позже предстояло быть снятым со своего поста в ходе борьбы партии против формализма Шостаковича и Прокофьева. Выдвинут он был от Ивановского избирательного округа, потому что под Ивановом располагался один из Домов творчества композиторов где мы с папой и мамой, а потом и без мамы, неоднократно бывали. Папе пришлось поехать на собрание избирателей и произнести предвыборную речь о Храпченко.
Оттуда Храпченко прибыл в Дом творчества, где был торжественно встречен директором то ли Дома творчества, то ли всего Музфонда, великим хозяйственником почему-то мне помнится фамилия Лемперт, но я могу ошибаться , и проведен в столовую вдоль великолепной хвойной аллеи. Аллея эта была в ударном порядке лишь накануне создана на глазах у изумленной публики путем втыкания срубленных в соседнем лесу могучих елей в не менее мощные февральские сугробы.
Дав Храпченко полюбоваться на эффектный вид в кремлевском стиле, Лемперт если это был он демонстративно пнул одну из елей ногой, она повалилась, а он, повернувшись к Храпченко, объявил: - Это потемкинские елки!
Здорово я к Вам подлизываюсь?! Храпченко, будущий академик 1979 и даже семиотик!
Рокфеллер Джон Дейвисон
Но зато и Кирибеевича закопали. Против чего борется. Зло в поэме олицетворяет опричник с иноземным отчеством Кирибеевич, да еще и родственник Малюты Скуратова, то есть враг в квадрате.
Какие бывают литературные герои. Герои русской литературы
Сбылась мечта офицера Андрея Корсика - он сел в тюрьму... Пожалуй, самой яркой и неоднозначной фигурой калининградского crime-бомонда смело можно назвать Андрея Григорьевича Корсика. Сам себя он - до поры, до времени - предпочитал называть калининградским предпринимателем. Не отрицая, впрочем, того, что ему приписывалось. Кстати, Корсик сокрушался - то ли в шутку, то ли всерьез - что буквально все успел сделать в жизни: состоял в КПСС, был офицером, занимался спортом, обзавелся ребенком, сколотил состояние, выбился в авторитеты... Теперь странное желание Корсика исполнилось: он сидит. За убийство уголовного авторитета Клаузера о котором сам же за год-два до этого говорил с восторгом и придыханием, как о кумире. И за соучастие в убийстве компаньона Клаузера - Винера и двух ни в чем не повинных женщин жены Винера и их соседки.
Верхний слой
.
Отвечая на вопрос "Чьим потомкам считал себя остап бендер" Вы вносите свой бесценный вклад в интеллектуальное развитие нашего общества! «Великий комбинатор» Остап Бендер с детства мечтает о И вот подпольный миллионер, выдающий себя за скромного служащего на .. 1)Смелое, но всё таки не верное, этак и Колобка можно посчитать чьим-то прообразом) 2)Вы, что . Известный американский писатель Набоков считал, что советская. C Остапом Бендером, чьим поистине бессмертным образом .. считал себя на незатейливом политическом поприще докой и Потомок янычаров встал и поместил свой портфель рядом c недоеденным салом.
.
Ильф Илья, Петров Евгений - Золотой теленок
.
.
.
.
.
ВИДЕО ПО ТЕМЕ: Триумф великого комбинатора или Возвращение Остапа Бендера (аудиокнига)
Спс мну нравиться!
Спасибо за поддержку, как я могу Вас отблагодарить?
Извините за то, что вмешиваюсь… Я разбираюсь в этом вопросе. Пишите здесь или в PM.
Конечно. Всё выше сказанное правда. Можем пообщаться на эту тему. Здесь или в PM.
Портал отличный, порекомендую всем знакомым!