Выходной день шаламов анализ

Антрекот Варлам Шаламов: в присутствии дьявола "Колымские рассказы" Варлама Шаламова написаны суховатым, несколько неуклюжим языком и - по всем своим внешним приметам - представляют собой классический образец показаний очевидца. Ровный голос рассказчика отрешенно фиксирует разнообразные подробности лагерного быта и время от времени столь же буднично роняет комментарии - конденсаты лагерного опыта: "На Колыме нельзя советоваться ни с кем. У заключенного и бывшего заключенного нет друзей. Первый же советчик побежит к начальнику, чтобы рассказать, выдать товарища, проявить бдительность. Помещает "Колымские рассказы" в один ряд с отчетами викторианских путешественников и многочисленными средневековыми "Хожениями…", "Физиологами" и "Бестиариями".

Колымские рассказы

Наш сайт подключен к Orphus. Аутентичная электронная публикация рукописей В. Назад Содержание Вперёд Выходной день Две белки небесного цвета, черномордые, чернохвостые, увлеченно вглядывались в то, что творилось за серебряными лиственницами. Я подошел к дереву, на ветвях которого они сидели, почти вплотную, и только тогда белки заметили меня. Беличьи когти зашуршали по коре дерева, синие тела зверьков метнулись вверх и где-то высоко-высоко затихли. Крошки коры перестали сыпаться на снег. Я увидел то, что разглядывали белки.

Варлам Шаламов «Выходной день»

Return from the Archipelago: Narratives of Gulag Survivors. Bloomington: Indiana University Press, 2000. Реферат подготовлен Анной Гавриловой. В ней исследовательница описыает жизнь писателя, попутно проводя параллели с его прозой, намечая проблемы понимания его творчества. В этой работе она касается следующих тем: художественый метод Шаламова [2] , его понимание жанра рассказа и своих литературных задач [3] , поэтика Шаламова в целом [4] , организация циклов рассказов [5] , образ главного героя рассказа [6] , поздняя проза Шаламова [7] , осмысление его творческого наследия в 1990-е годы [8] и др.

Разграничение между фактами и вымыслом нигде не имеет такого значения, как в рассказах Варлама Шаламова. К концу своих дней в записных книжках и разговорах Шаламов поддерживал ту точку зрения, что всё, что он написал в своих рассказах, является дословной правдой.

Тем не менее, рассказы опровергают утверждение о точном соответствии их сюжетов с фактами. Где-то из-за использования вымышленных ракурсов, где-то из-за указания на несовершенства человеческой памяти, либо благодаря противоречивости и фактическим нестыковкам. Фактически, словесные образы лагерного опыта создают тип соотнесения, который отсутствует в сингулятивном компоненте [14].

Соотнесение обычно устанавливает связь между любой сингулятивной деталью текста и индииндуальным внетекстовым конкретным событием или человеком.

Помимо этого, данный тип художественной прозы может удвоится, в том числе, как свидетельство. И только потому, что Шаламов раз за разом утверждает, что на определённой стадии голода индивидуальный опыт разных людей становится практически идентичным различия к этому моменту исчезают вместе с памятью и плотью , и каждая повествовательная деталь, используемая как образец закономерности, для многих миллионов жертв может обернуться дословной истиной.

Биография Шаламова, которую тем не менее должен брать в расчёт любой исследователь его творческого наследия, является столкновением личного с общественным, несравнимо уникального и разделённого с другими людьми. Когда природа взаимосвязи текст-читатель является настолько неясной, читателя призывают к принятию рассказов как фактического свидетельства, а также к применению к ним такого анализа, который обычно используется при восприятии вымысла [16].

Сначала она выделяет два самостоятельных сюжета: литургию Замятина и убийство щенка. Делая вывод, что соединение двух этих эпизодов из лагерной жизни является примером заботы автора о художествеености и его желании показать, что рассказчик ещё не пал так низко, чтобы от голода съесть щенка, которого забили блатные [17].

Затем Токер предпринимает попытку прочесть рассказ исключительно как историческое свидетельство и объединить два сюжета одной тематической линией. Исследовательница анализирует композицию рассказа, обращаясь к записям Шаламова о литературе, она пытается выявить аторскую мотивировку написания рассказа. В заключении Леона Токер отмечает, что также как и произведения Шаламова, так и его теоретические и критические высказывания местами содержат внутренние противоречия, которые можно объяснить, приложив небольшие усилия.

До середины семидесятых он изучал вопрос написания рассказов и его внутренние сомнения, связанные с поисками, и скептицизм в отношении телеологического оправдания своих работ, так же как и чувство этической сложности содержания и формы повествования, вошли в диалектическую напряжённость с императивным тоном.

Повествование о том, что он лучше всего знал и что считал наиболее важным, для него оправдывало любой образ жизни, который мог быть сопряжён с его предназначением [18]. Что касается биографии Шаламова, то в своей работе Леона Токер не стремится детально описать каждый этап жизни писателя.

Она сосредотачивается главным образом на исследовании сочетания правды и вымысла в рссказах, таким образом, используя хронологию жизни Шаламова в качестве композиционного элемента.

Этим объясняются биографические неточности. Тем не менее, Шаламов не мог возвратиться к литературной карьере, которая была прервана в 1937-м году.

Многообещающий писатель тридцатых был забыт. В действительности, Солженицын даже не пытался поспособствовать печати рассказов Шаламова. Напротив [20].

Часть главы Леоны Токер о Шаламове посвящена анализу истории публикации и тематики отдельных циклов его рассказов. Исследовательница отмечает, что последовательность расположения рассказов в циклах не тематическая и не хронологическая. Здесь, возможно работают два основных композиционных принципа: 1 каждый открывающий цикл рассказ прямо или косвенно является самореференциальным и полностью посвящён теме памяти и литературного труда; в каждом заключительном рассказе содержатся ноты надежды; 2 в середине рассказы расположены согласно принципу пульсации, свойственному воспоминаниям о ГУЛАГе: картины непереносимых страданий сменяются рассказами о временном облегчении.

Соединение этих двух методов в основном ответственно за то, что не смотря на жёсткость повествования, когда читатель закрывает книгу, он остаётся с верой в честность, доброту, человеческое достоинство [21].

Пульс шаламовского повествования не даёт притупиться чувствительности читателя к злу и боли; читатель приучается, но не привыкает к этому, и учится ожидать зла, но не принимать его на веру [22]. Примечания 1. Toker 2000: 141-142.

Иллюзия и дейстительность в рассказах Варлама Шаламова

И кости мне ломал приклад, Чужой сапог. И я побился об заклад, Что не поможет Бог… "Я видел все…"[6] В мае 1979 г. Шаламов переехал в дом инвалидов и престарелых на улице Вилиса Лациса в Москве.

Выходной день

Сегодня — что не говори — Я с вами — и живой. Однако дальнейший анализ этой темы, невозможный без углубления в поэтическое творчество Шаламова, увел бы нас слишком далеко в сторону от "Колымских рассказов", которым посвящены эти строки. Заметим также, что хотя религиозное чувство в его обычных проявлениях и не было свойственно Шаламову-зеку, он, подобно многим артистическим натурам, приближался к Высшему с иной стороны: не восходя сердцем к Источнику всего прекрасного, он тем не менее ощущал себя почитателем, рыцарем и певцом самой Красоты. Антропология Шаламова: нисхождение То главное, что мы вправе ожидать от каждого по-настоящему большого писателя и что, безусловно, находим мы у Шаламова, — это новое о человеке, его границах и возможностях, силе и слабости — истины, добытые многими годами нечеловеческого напряжения и наблюдением поставленных в нечеловеческие условия сотен и тысяч людей. Какая же правда о человеке открылась Шаламову в лагере? Те, кто выдерживал, умирали вместе с теми, кто не выдерживал, стараясь быть лучше всех, тверже всех только для самих себя... Конечно, его контингент имел весьма отдаленное отношение к проблеме искоренения преступности в стране: "По наблюдениям Силайкина, преступников вовсе нет, кроме блатарей. Все прочие заключенные вели себя на воле так, как все другие, — столько же воровали у государства, столько же ошибались, столько же нарушали закон, как и те, кто не был осужден по статьям УК и продолжал заниматься каждый своей работой.

ПОСМОТРИТЕ ВИДЕО ПО ТЕМЕ: boutique-dart.ru Шаламов.

.

Сюжет рассказов В. Шаламова — тягостное описание тюремного и лагерного быта заключённых советского ГУЛАГа, их похожих одна. Продолжительность: Сюжет рассказов В. Шаламова — тягостное описание тюремного и лагерного А через день солдаты уводят Дугаева к глухому месту, огороженному.

.

.

.

.

.

.

ВИДЕО ПО ТЕМЕ: Выходной boutique-dart.ru Шаламов.