Гуси в полынье в астафьева

Ход урока: 1. Вспомните их. Взаимоотношения человека и природы, животных, сострадание к слабым и беззащитным, ответственность более сильного за жизнь окружающих - Что такое сострадание? Жалость, сочувствие, вызываемое несчастьем другого человека Сегодня мы познакомимся с рассказом В. Астафьев из крестьянской семьи. Воспитывался бабушкой, мать утонула в Енисее, когда мальчику было 7 лет, рос беспризорником, потом детдомовец.

Астафьев «Гуси в полынье»

Гуси в полынье Краткое содержание Астафьев Гуси в полынье В рассказе повествуется о гусиной семье, которая прилетела из далеких краев. Пролетая над Енисеем они увидели полынью и приземлились в неё. На зло судьбе мама с гусятами попала в ловушку. На помощь гусиной семье пришли главные герои — местные ребята. Но без проворности матери гусыни спасения бы не случилось.

Краткое содержание Астафьев Гуси в полынье

Сначала появляются зеркальные забереги, по краям хрупкие и неровные. В заливчиках и заводях они широкие, на быстрине — узкие, трепещущие. Но после каждого морозного утра они становятся все шире, а потом начинает плыть шуга. И тогда вся река шуршит печально, утихомиренно, засыпая до весны.

С каждым днем толще и шире забереги, уже полоса воды, гуще шуга. Она теснится, рыхлые льдины с хрустом лезут одна на другую. А потом окрепшая шуга спаивается, и однажды, чаще всего в студеную ночь, река встает.

Там, где река в последний раз сердито громоздила льдины, остаются торосы — острые ледяные клыки торчат всюду. Но вот закружилась поземка, потащило ветром снег по реке, и зазвенели тонкие льдинки, сдерживая порывы ветра; возле них, как у щитков, образовались сугробы. Только на быстрине, на самой стремнине, где торосы высоки и льдины крепки, что сталь, всю зиму торчат они, зеленоватые, сверкающие на солнце.

Но как бы ни крута была осень, как бы густо ни шла шуга, она никогда не может разом усмирить Енисей. На нем то там, то тут остаются полыньи. Самая большая полынья — у Караульного быка. Здесь все бурлит, клокочет, шуга плывет дальше, свирепое течение крушит хрупкий припай. Не мирится Караульный бык, не желает вмерзать в реку. Уже вся река замерзла, а он стоит в полой воде.

Уже идут по льду первые отчаянные пешеходы, осторожно прощупывая палкой лед перед собой; появилась одинокая подвода, затем длинный, неторопливый обоз, а у быка все еще колышется пар и чернеет вода.

От пара куржевеют каменные выступы быка, а кустики, трава и сосенки, прилепившиеся к нему, обрастают толстой бахромой, и среди темных, угрюмых скал Караульный бык, разрисованный пушистыми, до рези в глазах белыми узорами, кажется каким-то чудом. Однажды после ледостава кто-то сообщил в деревню, что возле быка, в полынье, плавают гуси и не улетают.

Гуси крупные, людей не боятся — должно быть, домашние. И в самом деле, вечером, когда мы, ребятишки, катались на санках, с другой стороны реки послышались тревожные крики. Можно было подумать, что там кто-то долго, настойчиво и нестройно наигрывал на пионерском горне. Гуси боялись наступающей ночи, ведь полынья с каждым часом становилась все меньше. Мороз исподволь, незаметно округлял ее, припаивал к закрайкам пленочки льда, которые твердели и уже не ломались от вихревых струй.

На следующий день мы целой оравой перешли реку по свежей, еще чуть наметившейся тропинке и приблизились к быку. Один по одному забрались на выступы обледенелого камня и сверху увидели гусей.

Полынья сделалась совсем маленькой. Там, где вода выбуривала тугим змеиным клубком и кипела так, словно ее подогревали снизу громадным костром, еще оставалось темное яростное окно. И в этом окне металась по кругу ошалевшая, усталая и голодная стайка гусей. Чуть впереди плавала дородная гусыня и время от времени тревожно вскрикивала. Иногда она подплывала к хрупкому припаю, врезалась в него грудью, пытаясь выбраться на лед и вывести весь табун.

Мне и прежде приходилось видеть плывущих среди льдин гусей. Где-то в верховьях Енисея они жили себе, жировали и делались настолько беспечными, что и ночевать оставались на реке. И эта беспечность приводила к тому, что ночью их подхватывало свежей шугой, выталкивало на течение, и к утру они уже оказывались невесть где и в конце концов вмерзали в лед или выползали на него и, конечно, гибли от мороза.

А эти все еще боролись. Их подбрасывало на волнах, разметывало в стороны, как белый пух, и тогда мать вскрикивала коротко и властно. Держаться ближе ко мне! Не вешать голов! Он поворачивался навстречу струе грудью, пытаясь одолеть течение, но его тащило и тащило. А когда пригнало ко льду, он закричал отчаянно. Мать бросилась на крик, ударяя крыльями по воде, но молодого гуся притиснуло к краю льда, свалило на бок, и он беленьким комочком мелькнул под припаем, как под стеклом, и исчез навсегда.

Гусыня кричала долго и с такой печалью, что у нас спины покоробило. И тут кто-то из ребят сказал: — Пропадут гуси. Все пропадут. Спасти бы их! Мы задумались. Ребятишки-ребятишки, а понимали, что с Енисеем шутить нельзя и что к полынье подобраться невозможно.

Обломится припай у полыньи, и мигнуть не успеешь, как очутишься подо льдом и закрутит, как того гуся, — ищи-свищи потом! И вдруг разом, как это бывает у ребятишек, мы заспорили. Одни предлагали подбираться к полынье ползком, держа друг друга за ноги; другие говорили, что надо позвать охотников и пристрелить гусей, чтобы не мучились; третьи утверждали, что надо еще день подождать, и гуси сами тогда выйдут на лед: выжмет их из полыньи морозом.

Так, споря, мы спустились с быка и очутились на берегу возле домов известкарей. Много лет мои односельчане занимались нехитрым и тяжелым делом — выжигали известку из камня.

Камень добывали из скал, возили на берег. Здесь же на берегу разделывали приплавленные плотами бревна на длинные поленья — бадоги. Возле одной поленницы, гулко охая, бил по клину деревянной колотушкой Мишка Коршунов. Вообще-то он был, конечно, Михаил, вполне взрослый человек, но так уж все его звали: Мишка и Мишка.

Однажды этот Мишка на спор перешел во время весеннего ледохода Енисей и оттого считался в деревне отчаянной головушкой. Его озорные черные глаза искрились смехом, на носу и на груди блестел пот, и весь он был в пленках бересты, и кучерявая цыганская голова сделалась седой от этих пленок. Мы рассказали Мишке про гусей.

Он радушным жестом указал нам на поленья. Когда мы расселись и сосредоточенно замолкли, Мишка закурил, выпустил клуб дыма и сказал: — Погибнут гуси, если не помочь им выбраться. Нам сразу стало как-то легче: Мишка выручит, он такой. Мишка и впрямь скомандовал нам следовать за ним, и мы побежали на угор, где строился барак. И мы возликовали. Ну конечно же доски надо! Как это мы не догадались сами? И вот мы бросаем доски и, держа друг друга за ноги, ползем между торосов к припаю.

Кое- где под козырьками льдин еще остались оконца воды, но мы стараемся не глядеть туда. Мишка сзади нас, ему нельзя на доску: он тяжелый. Когда заканчивается доска, он просовывает нам другую, мы кладем ее впереди и снова ползем, ползем. Кто тут полегче? И я начинаю расстегивать пуговицы. Хочется мне закричать, убежать, потому что уж очень страшно дальше ползти. Но Мишка смотрит на меня, стоя на доске, по которой я уже прополз, и никак невозможно ему возражать.

Я ползу по доске. Она кажется мне горячей. Под доской трещит и прогибается лед. А лед с тонким перезвоном оседает под доской, и беленькие молнии со щелком и дзиком мечутся по нему. А они по-прежнему толпятся в противоположной стороне и, вытянув шеи, глядят на меня.

Вдруг я почувствовал, что возле моего бока что-то зашуршало, и я обмер: подумал, что лед вовсе обломился, и уцепился за доску. Она ползет по гладкому льду легко, и я почему-то думаю, как, наверное, хорошо и бесконечно долго летели бы каменные плиточки по такому вот гладенькому, без единой морщинки, льду.

Доска доползла до воды, чуть прогнула ледок, раскрошила закраек. Я держу кончиками онемевших пальцев доску и опять зову, умоляю: — Гусоньки, гусоньки, миленькие!.. Мать-гусыня поглядела на меня и, недоверчиво гагакая, поплыла к доске. Все семейство двинулось за ней. Возле доски мать развернулась, и я увидел, как быстро заработали ее яркие, будто огонь, лапы. Гусыня, напуганная криками, отпрянула, а потом, успокоившись, повернулась грудью по течению, поплыла быстро-быстро и выскочила на доску.

Гуси так же стремительно заплывали на доску и ковыляли по ней, а я отползал назад, дальше от черной, жуткой полыньи и манил: — Гусоньки, гусоньки!.. А потом, уже на крепком льду, схватил тяжелую гусыню на руки, зарылся носом в тугое, холодное ее перо.

Ребята подобрали остальных гусей, и мы помчались в деревню. Намерзлись, сердечные... Я припер домой гусыню, а остальных гусей ребята растащили по своим домам. Бабушка, узнавши, где я был и как гусыню добыл, чуть было ума не решилась и говорила, что Мишке Коршунову она задаст баню.

Гусыня орала на всю избу, клевалась и ничего не желала есть. Бабушка выгнала ее во двор, заперла в стайку. Но гусыня и там орала на всю деревню, орала до тех пор, пока не отнесли ее в другой дом и не собрали к ней всех гусей. Тогда гусыня успокоилась и поела. С тех пор в нашей деревне появились гуси. И сейчас по улице важно ковыляют, а то плещутся с утра до вечера в Енисее правнуки и праправнуки той храброй и умной матери-гусыни, которую мы спасли от смерти.

Краткое содержание Астафьев Гуси в полынье для читательского дневника

Сначала появляются зеркальные забереги, по краям хрупкие и неровные. В заливчиках и заводях они широкие, на быстрине — узкие, трепещущие. Но после каждого морозного утра они становятся все шире, а потом начинает плыть шуга. И тогда вся река шуршит печально, утихомиренно, засыпая до весны.

Отзыв о рассказе Астафьева «Гуси в полынье»

Деревня, в которой они жили, стояла на берегу реки Енисей. С приближением зимы реку стал сковывать лед. И только в некоторых местах еще оставались полыньи. В одной такой полынье ребята заметили гусей, которые плавали в воде и не могли выбраться на лед. Это была гусыня и ее подросшие за лето гусята. Гуси были явно домашние, скорее всего, их принесло течением из другой деревни. Мальчишки решили, что они должны спасти гусей. Но лед был еще очень тонким, и подобраться к полынье было нельзя. А гуси тем временем устали бороться с быстрым течением и одного молодого гуся вода утащила под лед. Ребята заметили на берегу местного жителя, которого, несмотря на его возраст, все звали Мишкой.

ПОСМОТРИТЕ ВИДЕО ПО ТЕМЕ: "Гуси в полынье" по произведению В.П. Астафьева

Гуси в полынье

Кратчайшее содержание рассказа "Гуси в полынье" для читательского дневника в 6 предложений Могучий Енисей застывает не сразу и на нем остаются большие полыньи. В такой полынье оказалась стая гусей, которым грозила скорая гибель. Ребята решили спасти гусей и обратились за советом к Мишке Коршукову. Тот посоветовал взять доски и добраться до полыньи по льду. Ребята добрались до полыньи и помогли гусям выйти на лед. Они унесли гусей по домам, и так в деревне появились гуси.

Главные герои рассказа Виктора Астафьева «Гуси в полынье» - деревенские мальчишки. Деревня, в которой они жили, стояла на берегу реки Енисей. В рассказе «Гуси в полынье» Астафьев пишет о том, как гусыня со своими гусятам попала в полынью на Енисее. Герой рассказа и его друзья спасли. boutique-dart.ru › Краткие содержания › Астафьев.

Скачать полное произведение Гуси в полынье Ледостав на Енисее наступает постепенно. Сначала появляются зеркальные забереги, по краям хрупкие и неровные. В уловах и заводях они широкие, на быстрине -- узкие, в трещинах. Но после каждого морозного утра они все шире, шире, затем намерзает и плывет шуга.

Виктор Астафьев «Гуси в полынье»

.

.

.

.

.

ВИДЕО ПО ТЕМЕ: АудиоКнига - Виктор Астафьев - Гуси в полынье