Открытие америки гумилев

Мальчик под собой не чует ног, Если выше счастья нет поэту, Чем придать нежданный блеск сонету, Если как подарок нам дана Мыслей неоткрытых глубина, Старше солнц и вечно молодая... Песнь третья "Берег, берег!.. Вольный ветер веял парусами, Кто он был, тот первый, светлоокий, Что, завидев с палубы высокой В диком море остров одинокий, Закричал, как коршуны кричат? Что один исчислил по таблицам, Чертежам и выцветшим страницам, Ночью угадал по вещим снам, То увидел в яркий полдень сам Тот, другой, подобный зорким птицам, Только птицам, Муза, им и нам. Словно дети, прыгают матросы, Я так счастлив... Вон журавль, смешной и длинноносый, Полетел на белые утесы, В синем небе описав дугу.

Открытие Америки (Гумилёв)/Песнь четвёртая. Материал из Викитеки — свободной библиотеки. < Открытие Америки (Гумилёв). Мы взошли по горному карнизу Так высоко за гнездом орла; Вечер сбросил золотую ризу, И она на западе легла; В небе загорались звезды; снизу.

Он участвовал в Первой мировой войне, получил несколько орденов, много путешествовал. Кроме стихов, в его творческое наследие вошли и этнографические заметки о жизни народов Африки. Фотография: 24smi. Он стал третьим ребенком в семье, у него были старшие брат Дмитрий и сестра Александра. Его отец служил корабельным врачом, а мать происходила из старинного дворянского рода Львовых. Детство будущего поэта прошло в Царском Селе.

Николай Гумилев

Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка, Не проси об этом счастье, отравляющем миры, Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка, Что такое темный ужас начинателя игры! Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки, У того исчез навеки безмятежный свет очей, Духи ада любят слушать эти царственные звуки, Бродят бешеные волки по дороге скрипачей. Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам, Вечно должен биться, виться обезумевший смычок, И под солнцем, и под вьюгой; под белеющим буруном, И когда пылает запад и когда горит восток. Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье, И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, — Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленьи В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь. Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось все, что пело, В очи глянет запоздалый, но властительный испуг. И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело, И невеста зарыдает, и задумается друг. Мальчик, дальше!

Вы точно человек?

The article deals with various subtexts of the poem, its links with the American seashore poem, Russian poetry, as well as connection with unpublished Brodsky texts from the late sixties.

Denis Akhapkin. Как и полагается при проведении церемонии, ведущий ее судья обратился к новым гражданам. Вообще, в литературной биографии Бродского важную роль играет выстраиваемая им система отношений с предшествующей поэтической традицией.

Начиная с середины 1960-х в текстах поэта видно стремление вписать свои стихи в существующую литературную иерархию, причем не только отечественную, но и мировую. Я не думаю, что это может разрушить сознание, но мешать его работе — может. Даже не наличие новой, а отсутствие старой. Для того, чтобы писать на языке хорошо, надо слышать его — в пивных, в трамваях, в гастрономе. Как с этим бороться, я еще не придумал. Но надеюсь, что язык путешествует вместе с человеком.

И надеюсь, что доставлю русский язык в то место, куда прибуду сам [Бродский 1998: 7, 71]. Эллендея Проффер, вспоминая о первых годах Бродского в Америке, говорит: Он почти не бывал один, но испытывал одиночество человека, окруженного людьми и сознающего при этом, что контекст изменился. Почти сразу же после приезда в Соединенные Штаты Бродский получил письмо от Милоша, датированное 12 июля.

Приведу здесь текст этого письма, написанного Милошем по-русски [2]. Дорогой Бродский! Наверно, Вы сейчас не в состоянии начинать какую-нибудь работу, потому что Вы теперь должны освоить слишком много новых впечатлений. Это вещь внутреннего ритма и его столкновения с ритмом окружающей Вас жизни.

Но, раз случилось то, что случилось, гораздо лучше, что Вы приехали в Америку, а не остались в Западной Европе, — и это не только с практической точки зрения. Я думаю, что Вы очень обеспокоены, так как все мы из нашей части Европы воспитаны на мифах, что жизнь писателя кончена, если он покинет родную страну.

Это все зависит от человека и от его внутреннего здоровья. Мне было бы очень приятно, если бы Вы переводили мои стихи, но сначала Вы должны познакомиться с ними и решить, подходят ли они Вам. Надеюсь, что мы встретимся и будем иметь длинные беседы. Теперь я еще не знаю, какие у нас будут осенью фонды для приглашения на лекции, но будем стараться что-нибудь устроить в этом отношении.

Что еще я могу сказать? Первые месяцы в изгнании очень тяжелы. Не нужно считать их мерой того, что будет позже. Со временем Вы увидите, что перспективы изменятся. Желаю Вам прожить эти первые месяцы как можно лучше [Бродский 2001: 14]. Бродский неоднократно упоминал впоследствии об этом письме, несколько изменяя формулировку Милоша и усиливая ее. Вот один из примеров такого пересказа [3] : Когда я уехал из России в 1972 году, я получил письмо уже в Штатах от Чеслава Милоша.

Есть такой замечательный польский поэт, которого я переводил в ту пору. И вот он мне в этом письме рассказал нечто насчет того, как его переводить, насчет всяких реалий в стихах. Если Вы окажетесь не в состоянии — не ужасайтесь, потому что это произошло с очень многими. Есть люди, — писал он, — которые в состоянии заниматься творчеством только в естественной среде, то есть в среде, с которой они знакомы, в которой они выросли.

Это было весьма и весьма своевременно посланное письмо. И полученное тоже. Из ответов на вопросы зрителей на вечере в парижском Институте славяноведения 26 октября 1988 года, публикация Арины Гинзбург цит. По: [Бродский 2008: 379—380]. Для того чтобы показать способность не только продолжать заниматься творчеством, но и двигаться вперед, поэту нужно не просто воспроизводить уже наработанное, но показать, что и в эмиграции он способен к дальнейшему развитию, к обретению нового поэтического голоса.

Почти все большие стихотворения Бродского первой половины 1970-х варьируют эту тему. То, что этот текст обозначает некоторый рубеж в творчестве поэта, отмечали и он сам, и его читатели.

Вы должны знать, что в переводе в ней на 93 строки больше, чем в оригинале. В оригинале это более сжато. В ней с самого начала чувствуется восхождение. Это скорее партия фортепиано, чем ария. Я написал это стихотворение по случаю двухсотлетия [Соединенных Штатов], понимаете, подумал и я: почему бы мне не написать что-нибудь?

Там есть один образ, где, как мне кажется, я нарисовал Звезды и Полосы [Бродский 2008: 275]. Я восторгаюсь, как он вдруг изменился. Земную жизнь пройдя до половины, поэт оказался ни там, ни здесь.

Но что еще более интересно, это то, как Бродскому удается монтировать разнородный и разновременной материал для того, чтобы составить единый и цельный текст, в котором соединяются русская и англоязычная поэтические традиции, фрагменты доотъездного творчества и новые впечатления, история Соединенных Штатов и личная история.

Однако прежде чем приступить к разговору об особенностях стихотворения, необходимо кратко напомнить то, что о нем уже было сказано. Империя является одной из центральных тем, которые рассматривает Полухина на посвященных интересующему нас стихотворению страницах цитируемой книги. Однако текст Бродского предоставляет питательную среду не только для метафор и сравнений Роберта Лоуэлла, о котором будет сказано чуть позже.

На интертекстуальную природу стихотворения указывает уже его начало: Восточный конец империи погружается в ночь. Цикады умолкают в траве газонов. Классические цитаты на фронтонах неразличимы. Шпиль с крестом безучастно чернеет, словно бутылка, забытая на столе [6]. Из патрульной машины, лоснящейся на пустыре, звякают клавиши Рэя Чарльза. Цитата есть цикада. Неумолкаемость , а главное — упоминанием клавиш.

Собственно, это и происходит. Однако некоторые из них все же доступны для внимательного взгляда. В первой же части стихотворения появляется неожиданный для Бродского подтекст, вводящий тему неразличимости двух империй, о которых пойдет речь: Птица, утратившая гнездо [7] , яйцо на пустой баскетбольной площадке кладет в кольцо. Пахнет мятой и резедою. Этот запах мяты и резеды, связанный с мотивом утраты гнезда, родины, соотносится с аналогичным образом из стихотворения поэта, о котором Бродский крайне редко упоминал, — Сергея Есенина.

Я один твой певец и глашатай. Звериных стихов моих грусть Я кормил резедой и мятой. Я не буду подробно останавливаться здесь на этих текстах, тем более что об элегии достаточно сказано в уже упоминавшейся работе Вайнера [Weiner 1994]. Мне захотелось отметить это замечательное событие, приятно было это делать.

Стал бы писать такое сейчас? Я вообще обожаю стихи на случай. Думаю, что мог бы довольно сильно процвести в отечестве, потому что там все время какие-то даты и годовщины. Здесь о них как-то не помнишь. А посвящение А.

И Марианны Басмановой. Стихотворение я начал писать на Кейп Коде, а закончил здесь, на мортонстрит улица, на которой с 1975 по 1993 год И. Жил в Нью-Йорке. В Провинстауне, на Кейп Коде, я несколько недель околачивался.

Приехал туда стишки читать и задержался, там было тихо, Провинстаун еще не был гомосексуальной столицей Восточного побережья [Бродский 1995]. Установка сопоставима с установкой авторов торжественных од XVIII века — можно вспомнить, что первым курсом, который Бродский прочел в качестве университетского преподавателя, был курс русской поэзии XVIII века.

Чем же является Америка для поэта и что специфически американского он вводит в свой текст? Как вспоминает поэт Уильям Уодсворт, бывший студентом Бродского в Колумбийском университете, а затем в течение двенадцати лет возглавлявший Академию американских поэтов, Бродский неоднократно замечал, что величайшим вкладом Америки в мировую культуру стали джаз, кино и современная поэзия [Полухина 2005: 425].

Таким образом, джазовую тему он вводит в стихотворение с самого начала, за счет его названия. Современная американская поэзия также составляет важный подтекст стихотворения, обусловленный в том числе и тем, что Бродский — далеко не первый, кто пишет о Тресковом мысе. Остановлюсь на нескольких конкретных деталях, не все из которых привлекли внимание исследователей ранее.

Опирающийся на ружье, Неизвестный Союзный Солдат делается еще более неизвестным. Траулер трется ржавой переносицей о бетонный причал. Жужжа, вентилятор хватает горячий воздух США металлической жаброй. The airy tanks are dry [15] [16].

При некоторой неточности называния империй и распределения атрибутов главное подмечено точно — совмещение самых разнородных атрибутов в стихотворении, посвященном 200-летию США. И если резко шагнуть с дебаркадера вбок, вовне, будешь долго падать, руки по швам, но не воспоследует всплеска.

Лондона: Высунув голову из иллюминатора, Мартин посмотрел вниз на молочно-белую пену. Всплеска не будет. Никто не услышит. Водяные брызги смочили ему лицо. Плечи его застряли было, и ему пришлось протискиваться, плотно прижав одну руку к телу [Лондон 1961: 366] пер. Заяицкого, курсив мой. Перемещение в Америку, необходимость продолжать творчество, находясь в другой языковой среде, воспринимается как часть эволюционного процесса — выход из воды на сушу, сначала ощущающийся как нечто неестественное.

Бродский показывает эту неестественность даже на языковом уровне, используя идишизм: Человек выживает, как фиш на песке: она уползает в кусты и, встав на кривые ноги, уходит, как от пера строка, в недра материка.

«Колыбельная Трескового мыса»: открытие Америки Иосифа Бродского

Анна Ахматова А. Ахматова в 1921 году написала несколько поэтических монологов от лица Гумилёва. Они психологичны, каждый раскрывает какую-нибудь психологическую коллизию их трудных отношений. В этих стихах нет образа поэта, но о Гумилёве-человеке ни раньше, ни позднее никто так не писал и, кроме Ахматовой, написать никто бы не мог. В поэтической Гумилёвиане эти стихи единственные по исповедальности, психологизму.

Открытие Америки

The article deals with various subtexts of the poem, its links with the American seashore poem, Russian poetry, as well as connection with unpublished Brodsky texts from the late sixties. Denis Akhapkin. Как и полагается при проведении церемонии, ведущий ее судья обратился к новым гражданам. Вообще, в литературной биографии Бродского важную роль играет выстраиваемая им система отношений с предшествующей поэтической традицией. Начиная с середины 1960-х в текстах поэта видно стремление вписать свои стихи в существующую литературную иерархию, причем не только отечественную, но и мировую. Я не думаю, что это может разрушить сознание, но мешать его работе — может. Даже не наличие новой, а отсутствие старой. Для того, чтобы писать на языке хорошо, надо слышать его — в пивных, в трамваях, в гастрономе. Как с этим бороться, я еще не придумал. Но надеюсь, что язык путешествует вместе с человеком.

Открытие Америки (Гумилёв)/Песнь четвёртая

.

Этим принципам следовал Гумилев в сборнике «Чужое небо». В него вошли фрагменты поэмы «Открытие Америки» и перевод стихотворения Теофиля. Биография Николая Гумилёва Николай Степанович Гумилёв (3 (14) апреля Эти строки из «Открытия Америки» он отделывал в Средиземном море на. «Колыбельная Трескового мыса»: открытие Америки Иосифа Бродского .. стихотворения вызывает в памяти строки Гумилева из «открытия Америки».

.

Запрещенный на 65 лет

.

.

.

.

.

ВИДЕО ПО ТЕМЕ: География, выпуск 51. Открытие Америки
Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Комментариев: 2
  1. Аполлинария

    Я думаю, что Вы не правы. Предлагаю это обсудить. Пишите мне в PM.

  2. Анна

    Вполне

Добавить комментарий

Отправляя комментарий, вы даете согласие на сбор и обработку персональных данных