Сочинение мой мандельштам

Кружащей вязью волн и тлена Уходят призраки с тобой, Полощешь крылья, не со мной. Валерий Коржов. ОМ письмо к портрету В этот день, куда не полезу, за что не возьмусь, всюду натыкаюсь на твой замысел о кривой воде под эгидой камня, оцифрованных, как умноженный в процессе возвращения дар в пользу фонда неспящих, но пьющих фактический иллюзорный римский эфир с доминантой звука леденящей струны внутри шелеста оперенных строф. Да ну и ладно, ничего не хочу! Ведь есть твоя внутриутробная долгота, чему я латентный хорист.

Все эссе на Конкурс к 125-летию Осипа Мандельштама

Родился 3 января 15 1891 г. Закончил Тенишевское коммерческое училище в Петербурге. В 1907 г. Литературный дебют Мандельштама состоялся в 1910 г. Он увлекается идеями и творчеством поэтов-символистов, становится частым гостем Вячеслава Иванова, теоретика символизма, у которого собирались талантливые литераторы.

«Пример сочинения творчества в лирике О. Э. Мандельштама»

Кружащей вязью волн и тлена Уходят призраки с тобой, Полощешь крылья, не со мной. Валерий Коржов. ОМ письмо к портрету В этот день, куда не полезу, за что не возьмусь, всюду натыкаюсь на твой замысел о кривой воде под эгидой камня, оцифрованных, как умноженный в процессе возвращения дар в пользу фонда неспящих, но пьющих фактический иллюзорный римский эфир с доминантой звука леденящей струны внутри шелеста оперенных строф.

Да ну и ладно, ничего не хочу! Ведь есть твоя внутриутробная долгота, чему я латентный хорист. Куда уж мне за тобой, ведь ты новейшая допотопная птица без ног, которой нельзя присесть, чтоб устало поспать, отдохнуть и поесть, но которую и сегодня просят лететь от туда сюда, просвещая наш путь, выдавая мысли в кредит просто так, словно пищу, которую не избежать, как голодный день, которому быть и чьей участи не миновать. Ты проронил все слова, не прося и рубля взамен, а лишь ушные раковины стен, где хрустальный транш и поющий терн, а еще поцелуй, плюс горячие насосы сердец.

Уплотняя горлом эфир, проронил, публикуя, тем самым, будущих книг дрова для родного тепла без огня. Проронил, как пшено, в те края, куда не ходили Милле и одержимый Ван Гог, а точнее их персонаж, состоящий из размазанных евро маслин на мешковине холста с подноготной цветастого масла. Но мне раньше казалось, что ты шел путем зерна, как Владислав, но ты был сам у себя в крови, как правдивый изящный теленок на холодном полу с подстилкой из соломинки с умыслом Саломеи в угоду Иродиаде.

Так твоя голова и по сей день то в профиль, то в фас… нашим мыслям каркас. У тебя все как-то взаправду и налегке, даже сытно и без диет. Ты весь аккуратный и броский, как два в одном, как царь Соломон, чья креативная мать в лице страны позаботилась о еще не родившемся сыне, проглоченным славой отца, как удавом, но если на наш евразийский манер, то ты проглочен рукавом, как обрусевшая шапка без головы.

И кому тебя противопоставлять? Кому, кроме как не тебе самому? И кто важней? Ведь даже если и ссылаться на источники, питавшие тебя, то мы наблюдаем лишь то, что это был ваш обмен, где источники нуждались в тебе не меньше, чем ты в них, о чем знал именно ты и догадливые знайки из последних в твоем роде, ведь кислородная маска нуждается в живом лице, как церковь в Отце. И здесь признаюсь, что хотел удалить последнюю строчку, дабы избежать спекуляций, но сомненья уступили Ему. Прости, твои цитаты — это я, в том смысле, что это как бы про меня, про тот поток, что годы меня носит.

Возможно ли? Хотя я их лишь чуточку касаюсь, с тем и блуждаю, мацая смартфон, вещами фаршируя рюкзаки, завися от горячего картона очередной бигмачной обеих размалеванных столиц. И вот уже, как данность, сформирован во мне библейский софт, тобой начитанный к мелодии латинского квартала без запаха претензий и вражды.

Ворованный сюжет твоей природы, украденный остаток языка, присвоенный участок твоих взглядов и ломтик застекленного вдовства. Все это да, но есть еще кариатиды и неприкаянная правая щека. Твое лекало, словно паутина, определило путь многих из нас.

И вот традиционно, как всегда, одевшись не по погоде и не по моде да не осудят исключительные , мы носим в себе твой чип Лаокоона, чей импульс согревает и претит триумфально умирать во сне на яву. Так и продолжаем мы свой путь кто в чем, но не в том, в чем мать родила.

И вот невыносимо длинный путь с дистанциями от корки до корки , напоминающими вордовские пробелы вместо мраморных ниш для частей тела, коими заполняют исторический слалом нутра общей истории, откуда даже эху нет возврата, куда нас приглашают отдыхать, тем самым удобрять собой сюжеты. И мы согласны. Ведь что с того? Какая разница для бывших, отслуживших и шедших вон? Сопротивление бессмысленно для тех, кто всласть сопротивлялся, кто удостоен был терпеть, кто был раним своей малюсенькой победой.

Уже сегодня мы можем наблюдать конец Пальмиры. Без тебя. Хотя ты видел в одиночку больше, чем кто-либо. И вот итог ретроспективной сделки: канонизация потерь. Отсутствие венчает боль и лиру. Болью определяется уровень. Так ли, Осип? Хотя уже давно больную лиру заменил калаш, что всегда хладнокровен и безотказен, как вымысел о социальной свободе. Да, собственно, вымысел и есть то, ради чего весь этот паркур, где век веку — ухо, где в очередной раз обнулили историю, как если б удалили комиксы, оставив лишь постер глянцевых столиц в периметре воздушного пространства.

Но неизменным остается то, что от Варшавы до Владивостока гудит вагонная полость, стуча зубами колес на длинном и лоскутном диалекте. Иван Полторацкий. Какой может быть юбилей у Мандельштама? Пошли вон, дураки! Может быть ещё отметим стодвадцатипятилетие воронежских тетрадей? О Мандельштаме нужно писать внезапно, отвлекаясь от прочих дел, не оглядываясь на трёхтомник, всегда находящийся за спиной, пусть даже ты засыпаешь на московском балконе.

Нужно писать на черновиках, между строк и между полей, цитируя по памяти, по памяти же вспоминая. Интересно, виноградное мясо случайно освежило язык? Идти через проколы и прогулы с ощущением невиданной головокружительной свободы мимо чёрного сфинкса с мёртвой кровью и прочей сегодняшней пустяковины. Какая борьба, какая ода и эпиграмма? Равных ему нет, остаются воспоминания. Мандельштам — мой первый и последний поэт. Любовь с первого Камня. Я ещё ничего не понимал — но бредил этими непонятными и тягучими как сама память стихами, внезапно выщёлкивающими и выстреливающими в самый неожиданный трагический момент.

Нет поэта менее трагического, чем Мандельштам. И ни одной власти, ни одному государству я не прощу того, что с ним сделали. Ну чем он мешал вам, убийцы? Чем вам мешает жизнь и память, почему вы всё стремитесь отнять и переделать. И тут на ум приходит совершенно другой поэт со своим навсегда потерянным, неопубликованным или ненаписанным романом.

Мне кажется, Мандельштаму бы понравилось. Говорить о нём на редкость хорошо и приятно. Люблю говорить о Мандельштаме, но так, между делом особенно, люблю, когда ничего не мешает, облачко бежит по небу и думаешь про Буанаротти, ясность яворовую или про своего прижизненного друга. И мои филологические одногруппницы слава вам! Боже, как это смешно. А, каково? На материале камня! Из самой работы я ничего не запомнил, а вот название проследует со мной.

Может, Мандельштам читал некоторые книги только из-за названий? Зацепится взглядом за что-нибудь случайное, вроде Divina Commedia — и давай читать и языком прицокивать от удивления.

Со временем я понимаю, что Пушкин в разных ситуациях всегда движется на несколько шагов вперёд, сколько его не крути, сколько его не читай, всё равно — каким-то непостижимым образом — он успевает понять раньше, чем ты.

Только и восклицаешь. Но без Мандельштама не было бы и Пушкина, потому что Мандельштам успевает не понять или забыть быстрее тебя, что, согласитесь, гораздо важнее. Потому что радость узнавания — подлинная, чистая радость. Люблю Мандельштама за жизнелюбие, за колкость и твёрдость, желание бежать по четвёртому кругу, сбросив деревянные башмаки.

Я невольно — это никакая не позиция — соизмеряю себя с Мандельштамом, это такой дальномер, кодекс чести, кровяная сутолока, от которой нельзя отказаться. Ни один другой поэт не бывает таким нутряным и естественным, как точка отсчёта, к которой всегда возвращаешься. Здесь не нужно разбиваться о землю в восхищении, сжимать негодующие кулаки или напрягать теснящуюся улитку мозга. От Пастернака у меня, например, челюсть щёлкает, от Бродского сразу в воду хочется, а Цветаеву я как огня боюсь.

С Мандельштамом надо жить. И я не знаю в каких лекциях передать это чувство. Не буду больше о нём читать, всё, только случайные разговоры. Своего Мандельштама я прячу в мягкую сердцевину камня, в самую тишину, пусть он оттуда иногда выглядывает.

Интересно, Осипу нравилось курить? Но, конечно, наблюдать лёгкость речи ОМ приходится на недосягаемой глубине. Насколько сердцу или разуму дано проникнуть в непроницаемую оболочку этих лучших в русской поэзии стихов.

Помните, такая детская забава на море — выбрасывать человека из воды, поставив его на скрещённые руки и резко вытолкнув вверх? А Анна Андреева смотрит с берега, потому что не хочет сбрасывать тёмную царственную шаль. Вот и Бродский летит, летит. Но что-то я заигрался. Ни слова о Надежде Яковлевне. Мне часто представляются эти ботинки и кастрюли, набитые рукописями ОМ после смерти уже. И это подвиг, равноценный шатающемуся Друскину с чемоданчиком в блокадном Ленинграде.

Ангелы, люди вы мои хорошие, спасибо за сохранённые рукописи. Ведь что в них — не слова — в них то, без чего я не мыслю себя, сама ли поэзия — ущелье до самой кости раненное криком сокола — алхимические превращения элементов, дирижёрская палочка, гигантский кристалл, куски синего звона.

Это не образность, это сияние. Кстати, никогда не слышал, чтобы Егор Летов говорил про Мандельштама. Неужели так ничего общего у них не срослось? И так бывает, ничего удивительного, тем более сейчас как на ладони видно, что знает моя свобода, поражение и торжество.

Вы точно человек?

Перейти к списку задач и тестов по теме "Тема творчества в лирике О. Мандельштама" О. Возможность утверждать это появилась лишь недавно. Мандельштам долгие годы не печатался, был запрещен и практически находился в полном забвении. Все эти годы длилось противостояние поэта и государства, которое закончилось победой поэта.

“Мой Мандельштам”

Возможность утверждать это появилась лишь недавно. Мандельштам долгие годы не печатался, был запрещен и практически находился в полном забвении. Все эти годы длилось противостояние поэта и государства, которое закончилось победой поэта. Но и сейчас многие люди больше знакомы с дневниками жены Мандельштама, чем с его лирикой. В понимании поэта основание акмеизма — осмысленное слово. Для поэта каждое слово — это камень, который он закладывает в здание своей поэзии. Занимаясь поэтическим зодчеством, Мандельштам впитывал культуру различных автор произведенияов. В одном из стихотворений он прямо назвал два своих источника: В непринужденности творящего обмена Суровость Тютчева — с ребячеством Верлена. Скажите — кто бы мог искусно сочетать, Соединению придав свою печать?

ПОСМОТРИТЕ ВИДЕО ПО ТЕМЕ: Осип Мандельштам. Век

Творчество О.Э. Мандельштама

Борис Пастернак называл этот поступок самоубийством [30] [31] [32] [33] : Как-то, гуляя по улицам, забрели они на какую-то безлюдную окраину города в районе Тверских-Ямских, звуковым фоном запомнился Пастернаку скрип ломовых извозчичьих телег. Здесь Мандельштам прочёл ему про кремлёвского горца. Это не литературный факт, но акт самоубийства, который я не одобряю и в котором не хочу принимать участия. Кто-то из слушателей донёс на Мандельштама. Следствие по делу вёл Николай Шиваров [34].

Сочинение по литературе. Творчество О.Э. Мандельштама | Личная и творческая судьба поэта Осипа Мандельштама сложилась весьма трагично, что. Владимир Емельянов Время Мандельштама Посох мой, моя свобода Сердцевина бытия, Скоро ль истиной народа Станет истина моя. О́сип Эми́льевич Мандельшта́м (имя при рождении — Ио́сиф; 2 (14) января , Варшава Мандельштам О. Э. Собрание сочинений в трёх томах. Вступительные . Сеславинский М.В. Мой друг Осип Мандельштам: Избранная.

Человек, поставивший свободу творчества, чувство собственного достоинства выше обстоятельств, обречен. Арестами и гибелью закончились его личные страдания. А поэзия Мандельштама еще почти полвека была арестованной и распространялась только в списках.

Время Мандельштама (эссе 2002 г.)

.

Тема творчества в лирике О. Э. Мандельштама

.

Мандельштам, Осип Эмильевич

.

Храни тебя твой Мандельштам…

.

.

ВИДЕО ПО ТЕМЕ: Тайна архива Мандельштама. Рассказ Сони Богатыревой